Письма книга: Книга "Письма к близким" – купить книгу ISBN 978-5-4453-0689-4 с быстрой доставкой в интернет-магазине OZON

Содержание

Вышла в свет книга «Детские письма о главном»

Библиотека Всероссийского почтового конкурса «Лучший урок письма», организаторами которого являются Почта России, МГУ им. М.В. Ломоносова, Профсоюз работников связи России пополнилась седьмой красочной книгой «Детские письма о главном».

Издание посвящено семейным ценностям и традициям, истории нашей страны. Популярная серия книг под общим названием «Детские письма о главном» издается по инициативе Фонда социально-культурных инициатив. Презентация книги состоялась во Всероссийском детском центре «Орлёнок». Авторы книги – наши юные современники участники и лауреаты эпистолярного почтового конкурса «Лучший урок письма».

Издание иллюстрировано детскими рисунками юных живописцев – победителей Всероссийского художественного конкурса «Семья – душа России», приуроченного к Всероссийскому празднику «День семьи, любви и верности». В оформлении использованы фотоматериалы из фондов Российского государственного архива кинофотодокументов (г. Красногорск), фотохроники информационных агентств ТАСС и МИА «Россия сегодня».

Цель почтового проекта — содействовать возрождению российских эпистолярных традиций, сконцентрировать внимание школьников на ценностях родного языка, традициях своей семьи.

Эпистолярный почтовый конкурс логично проистекает из яркой истории почты, ее патриотического, объединительного начала, высокой значимости в становлении российской государственности.

Нарастающая востребованность конкурса, актуальность номинаций, обращенность к юным, их стремление высказаться на самые важные в их жизни темы дали уникальный результат. Сегодня в орбите конкурса школьники и активисты творческих центров, молодежные и детские организации, студенты вузов и суворовцы, кадеты, юнармейцы и наши зарубежные соотечественники.

В 2018 году конкурс назван Лучшим социальным проектом для молодежи. Авторами предисловий к библиотеке проекта стали Президент РФ В.В. Путин, Министр обороны РФ С.К. Шойгу, Мэр Москвы С. С. Собянин, Генеральный Секретарь Союзного государства Г.А. Рапота, Президент Фонда социально-культурных инициатив С.В. Медведева.

Президент РФ В.В. Путин дал следующую оценку конкурсу, организованному российскими почтовиками: «Особые слова, хочу сказать в адрес инициаторов этого интересного, востребованного и по-настоящему красивого проекта. Такие гражданские, общественные инициативы помогают детям поверить в себя, оценить свои силы и возможности, заряжают их творческой, созидательной энергией. И, конечно, играют огромную роль в патриотическом, духовно-нравственном воспитании юных граждан нашей страны».

Франческо Петрарка. Книга писем о делах повседневных.

XXIV 1. Филипу, епископу Кавейонскому, о неудержимом беге времени

Тридцать лет назад — как незаметно ускользает жизнь! [ 395 ] они кажутся мне даже не тридцатью днями, а тридцатью часами, когда, оглядываясь, я обозреваю их все целиком, но тридцатью веками, когда начинаю перебирать горы своих мучений и оценивать всё по отдельности, — я писал к почтенному и благородному старцу Раймундо Суперану, по праву носившему звание правоведа, которое, как можешь видеть, многие захватили неправдой (видом и делами он являл образ мудрого человека, который всегда шел до последнего в упрямой независимости и за правду и справедливость даже против римского первосвященника стоял мужественно и непоколебимо, так что, хотя люди далеко не равные ему возвысились, он один к своей вящей славе никуда не поднимался, но неизменно со свойственным ему незаимствованным величием занимал свое место; причем он почему-то полюбил, стал пестовать и всемерно делом, советом, шпорами слова поощрял мою молодость и небольшой мой талант), с обычной простотой искренно признаваясь ему в письме, по времени написания стоящем в первом ряду этого собрания далеко впереди сегодняшнего, что уже тогда понял летучую стремительность едва начавшейся жизни [ 396 ] .

Теперь мне с удивлением приходится сказать, что я писал тогда правду. Если в юном возрасте это было истиной, то чего ты хочешь теперь, когда все мои предчувствия сбылись? У меня в глазах стояло тогда цветение молодости, «юности блеск пурпурный», как говорит Марон [ 397 ] , но я читал у Флакка:

Как, нежданно смущен, гордость забыв, вдруг оперишься ты
И, что ныне вдоль плеч вьются, к ногам кудри падут копной,
А лицо, что теперь чище, нежней розы пунической,
Маскою, Лигурин, сделается, грубой, щетинистой —
Тяжко будешь вздыхать, в зеркале сам видя себя другим [ 398 ] .

Читал у другого сатирика:

…Ведь спешит миновать в стремительном беге
Жизни цвет — ее, печальной и жалкой, частица
Краткая; пьем пока, венцов, благовоний, красавиц
Ищем, вползает к нам змеей незаметною старость [ 399 ] .

Это и подобное я читал не как обычно в таком возрасте, дивясь только грамматике и искусности слова, а замечая что-то другое в таинственной глубине, на что не только соученики, но и учитель не обращал внимания, хотя был сведущ в началах наук [ 400 ] .

Я слышал Вергилия, восклицающего божественными устами:

Первый и лучший день быстролетен в жизни несчастных
Смертных; на смену идет болезнь, и печальная старость,

И страданья, и злой коса бессердечная смерти,

и в другом месте:

…невозвратное кратко время
Жизни у всех людей,

и еще:

Но пролетает меж тем, скользит невозвратное время [ 401 ] , —

и мне казалось, что достаточно выразить этот полет времени, эту невозвратимую трату можно только беспрестанным повторением. Я слышал Овидия, и чем прихотливей была его муза, тем суровей и глубже звучали для меня его признания, тем непреложней было его свидетельство об истине; а говорил он, что

Время скользит из-под рук: годы молча летят; мы стареем,
И нет узды, чтоб сдержать скачку мелькающих дней [ 402 ] .

И тот же Флакк говорил мне:

…годы безжалостно
бегут…,

имея в виду юный возраст, и еще раз, уже о всяком возрасте:

Увы, о Постум, Постум! Летучие
Катятся годы; даже любовь к богам
Не остановит морщин, гнетущей
Старости и непокорной смерти —

и опять:
Жизни коротенький срок о дальнем мечтать нам запрещает —

и еще:

..но недалеким днем
Ты мечту очерти. Время, пока мы речь ведем, умчит
Прочь коварно —

и снова:

…уходят прочь
Краса и юность легкая; седина
И шаловливую влюбленность
Гонит и сон безмятежный ночью —

а чтобы мне как-нибудь не вздумалось ожидать возвращения того, что однажды улетело, он говорил:

Ни пурпурная ткань косская, ни камней
Блеск тебе не вернут времени, что навек
Кончилось и в анналы
Внесено быстролетным днем [ 403 ] .

Что-то слишком много Горация. Слышал я Сенеку: «Наши тела ускользают от нас, как речной поток; всё, что ты видишь, течет вместе с временем; ничто из видимого не пребудет. Я сам изменился, пока говорю, как всё изменяется» [ 404 ] . Слышал Цицерона: «Улетают года», и опять: «Кто настолько глуп, чтобы, будь он даже в первой молодости, доподлинно знать, что сможет дожить до вечера?» И немного ниже: «Ясно, что предстоит умереть; не ясно только, в этот ли самый день», и снова, в другом месте: «Может ли хоть кому-то быть известно, в каком состоянии окажется наше тело не то что через год, но просто к вечеру?» [ 405 ]

Других пропускаю. Трудно гоняться за всеми и всем по отдельности, и скорее мальчишеское, чем старческое это занятие — срывать цветочки [ 406 ] ; правда, ты сам ведь часто и без труда собирал их и у меня, и — вместе со мной — на лугах самих этих писателей. А каким огнем и сколько лет еще до столь же близкого знакомства с другим родом писателей я горел в ранней молодости при чтении таких мест, о том расскажут оставшиеся еще у меня с тех времен книги с пометами моей рукой по большей части против подобных суждений, из которых я тотчас выводил и не по летам спешил осмыслить свое настоящее и будущее положение. Отмечал я, точно помню, не словесные блестки, а сами вещи — тесноту нашей жалкой жизни, ее краткость, бег, спешку, ускользание, скачку, полет, тайные ловушки; невосполнимость времени, опадание и увядание цвета жизни, угасание красоты румянца, неудержимое бегство невозвратимой молодости и тихое подползание коварной старости, наконец морщины, болезни, мучения, страдание и безжалостную, неумолимую жестокость неуемной смерти.

Что товарищам по школе и сверстникам показалось бы каким-то сном, мне уже тогда — свидетель всевидящий Бог — виделось истинным и чуть ли не уже наступившим. И верно ли была тогда у меня какая-то миловидность лица или я заблуждался по молодости — ведь почти каждый подросток кажется себе красавцем, как бы ни был безобразен, — но мне всегда казалось, что ко мне, не к кому другому обращены слова эклоги:

Отрок прекрасный, не слишком ты цвету лица доверяйся [ 407 ] .

Это чистая правда, и Тот, кого я призвал в свидетели, знает всё еще лучше. Тем более удивляюсь, перебирая всё в уме, как среди таких тревог я дал себя увлечь заблуждениям юношеской любви. Словно дымом затмило взор, и пылкость возраста угасила тот ранний свет души. Но хорошо, что хоть теперь я начинаю что-то видеть; конечно, всех счастливей человек, которого никакое блуждание не сбивает с пути, да полное счастье такая редкая вещь, что достаточно счастлив и тот, кому сквозь непроглядный мрак заблуждений блеснет наконец небесный свет.

Так что ты думаешь? Вот, всё, что я тогда понимал, теперь наступило, жизнь ускользает от меня на глазах так стремительно, что я едва успеваю обнять ее бег умом: хоть быстроту ума ни с чем не сравнить, жизнь всё равно уходит быстрее. Слышу, как каждый день, час и миг подталкивают меня к последнему концу; ежедневно иду к смерти, мало того, ежедневно умираю — чт

о начинал понимать уже и тогда, когда, казалось, рос, — и мне едва ли не приходится уже говорить о себе в прошедшем времени: что должно было произойти, по большей части произошло, а оставшееся ничтожно, да и оно, надо думать, уже происходит теперь, пока я с тобой говорю. Мое давнишнее мнение: обманщики или обмануты люди, говорящие о каком-то «установившемся возрасте»! О вы, любители обещать, обещающие жалкому телу так много! Не обещайте одного — остановки неостановимого. Лечите преданно, заботливо, предусмотрительно, дарите то, что есть у вас самих, изгоняйте болезни, которые тотчас вернутся, избавляйте стариков от того, от чего может избавить только смерть, противьтесь этой смерти перед ее скорым и неизбежным приходом, придерживайте за удила цветущий возраст, который закусит ваши удила и уйдет у вас из-под рук, — не вздумайте только, будто возраст когда-то может остановиться и установиться.

Если жизнь коротка, о чём прежде всего напоминает ваше ремесло [ 408 ] , то как частям жизни оказаться длинными? — а ведь они были бы длинными, если бы хоть одна могла «установиться»! Летит и уносится всякий возраст, ни один не установится, любой несется одинаковыми скачками, только не одинаково оценивается — движение восходящих и нисходящих заметнее. Что я издавна понимал, то теперь знаю и вижу; увидите и вы, если не зажмурите глаза. Кто не видит, как бежит жизнь, особенно перевалив за середину? Я-то видел это, помню, еще раньше, чем довелось по-настоящему вглядеться; позади еще мало что было, оставалось чуть больше, как показало потом дело, но всё было шатко и подвержено бесчисленным превратностям, в гуще которых, теряя усталых и сходящих с дороги спутников, часто озираясь и видя себя в одиночестве, я не без слез добрел до сегодняшнего часа. Между мной и одногодками, даже между мной и нашими стариками была та разница, что одно и то же им казалось надежным и необъятным, а мне, как и было на деле, скудным и ненадежным; так возникали частые споры и юношеские вспышки, где перевешивал авторитет стариков, а меня чуть не подозревали в безумии.

Я ведь и не умел выразить то, что лежало на душе, а умел бы, молодость лет, странность суждений давали моим словам не очень много веры; побежденный в речах, я укрывался в крепости молчания, хотя и из молчаливых действий было ясно, что я думал о тех и других. Они, не только юноши, но старики, все лелеяли дальние планы, брали на себя тяготы супружества, труды воинской службы, опасности мореплавания, заботы жадного ученичества; у меня, снова призываю в свидетели Христа, уже с тех пор как не бывало прочных надежд, потому что уже тогда судьба начала обманывать мои мечты, стоило им возникнуть, и всякая малая удача (и та велика, если ее посылает Бог) случалась нежданно, а стоило чего-то ждать чуть нетерпеливей, того как раз не случалось, наверное, чтобы отучить меня надеяться, — и я действительно отучился настолько, что, возрастай день ото дня дары фортуны, я и принимал бы их с благодарностью и ожидал бы их оттого всё равно не больше, чем если бы вовсе ничего не получал; а с друзьями у меня всё продолжается тот же спор, и они всё развертывают перед обреченным на смерть надежды, которые я, как сказал, отверг, еще начиная жить.

Эта то ли тщедушность, то ли добротность натуры охранила меня прежде всего от супружества, подарив свободу и независимость, а потом от других стремнин жизни, в которые меня толкала родительская любовь и советы друзей. Впрочем, чтобы не отказывать сразу во всём родителям, много ждавшим от меня, ничего не ждавшего, я единственно согласился усесться за гражданское право, от которого все, кроме меня одного, ожидали больших выгод. Меру своих способностей и наклонностей в этой дисциплине я чувствовал и недоверием к своему таланту не выделялся, но мне невыносимо было пустить свой талант на приобретение достатка. Поэтому, едва оказавшись предоставлен самому себе, я с облегчением сбросил с плеч ненавистное бремя и по своему обычаю без томительной заботы, без надежды постановил себе идти взятым путем; много я потом достиг сверх ожидания, много перенес. Чтобы невежды как-нибудь не упрекнули меня за эти слова в грехе отчаяния, поясню, что говорю только о так называемых дарах фортуны; в отношении прочих как грешник надеюсь на многое.

Сладостно мне было перебрать всё это в памяти с человеком, знающим меня с ранних лет. И, видно, не так далеко я отклонялся от истины, раз уже тогда понятая краткость жизни настроила меня на тот самый образ мысли, в котором теперь, немного пожив, я, если не ошибаюсь, немного укрепился. Между теперешней и той порой только и есть разницы, что тогда я, как уже говорил, верил мудрым людям, а теперь и им, и себе, и опыту; тогда предвидел, с порога сомневаясь и сокрушаясь духом, а теперь, глядя и вперед и назад, вижу то, о чём читал, испытываю то, о чём подозревал: вижу, что так стремительно лечу к концу, что и сказать нельзя и помыслить трудно. Не надо уж мне здесь ни поэтов, ни философов; сам я себе свидетель, сам подручный авторитет. Быстро меняюсь лицом, еще быстрее состоянием души, изменились нравы, изменились заботы, изменились занятия; всё во мне уже другое, чем не то что когда я писал то письмо Суперану, но когда начал писать это. И сейчас я ухожу и по мере движения пера движусь, только намного быстрее: перо следует ленивой диктовке ума, а я, следуя закону природы, спешу, бегу, несусь к пределу и уже различаю глазами мету. Что нравилось, разонравилось, что не нравилось, понравилось. Я сам себе нравился, любил себя; а теперь что сказать? Возненавидел. Нет, лгу: никто никогда свою плоть не ненавидел. Скажу так: не люблю себя, — да и то, насколько верно это, не знаю. Смело сказал бы вот как: не люблю свой грех и не люблю свои нравы, кроме измененных к лучшему и исправленных. Да что ж я, колеблюсь? Ненавижу и грех, и злые нравы, и себя самого такого; знаю ведь от Августина, что никому не стать, каким он хочет, если не ненавидеть себя, каков есть [ 409 ] .

Вот, дошел до этого места письма, раздумывал, что еще сказать или чего не говорить, и по привычке постукивал меж тем перевернутым пером по неисписанной бумаге. Само это действие дало материю для размышления: в такт ударам ускользает время, и я заодно с ним ускользаю, проваливаюсь, гасну и в прямом смысле слова умираю. Мы непрестанно умираем, я — пока это пишу, ты — пока будешь читать, другие — пока будут слушать или пока будут не слушать; я тоже буду умирать, пока ты будешь это читать, ты умираешь, пока я это пишу, мы оба умираем, все умираем, всегда умираем, никогда не живем, пока находимся здесь [ 410 ] , кроме как если прокладываем себе добрыми делами путь к настоящей жизни, где, наоборот, никто не умирает, живут все и живут всегда, где однажды понравившееся нравится всегда и его несказанной и неисчерпаемой сладости ни меры не вообразить, ни изменения не ощутить, ни конца не приходится бояться. Повторю одно место из естественной истории, которое часто вспоминаю и упоминаю: «Есть на севере река Гипанис, справа от Танаиса текущая в Евксинский Понт; там, пишет Аристотель, рождаются некие зверьки, живущие только день» [ 411 ] . А чем, скажи на милость, наша жизнь длиннее? Они тоже, как мы, живут и больше и меньше по своим срокам: одни умирают утром, то есть молодыми, другие к полудню, то есть в среднем возрасте, третьи на склоне дня, эти пожилые, четвертые при солнечном закате, эти уже в дряхлой старости, особенно если жили в день летнего солнцестояния. «Сравни наш самый долгий век с вечностью, — говорит Цицерон, — и мы окажемся почти такими же недолговечными, как те зверьки». Так оно и есть, клянусь Геркулесом, и не знаю, можно ли сказать лучше, раздумывая о краткости жизни. Подразделим ее как нам угодно, умножим счет годов, придумаем имена для каждого возраста — вся человеческая жизнь лишь день, да не летний, а зимний, где один умирает утром, другой в полдень, третий под вечер, четвертый поздно к ночи, этот юным и цветущим, тот возмужалым, а тот иссохшим и увядшим, «как сон, — говорит псалмопевец, — как трава, которая утром вырастает, днем цветет и зеленеет, вечером подсекается, твердеет и засыхает» [ 412 ] . Многие умирают стариками, а если верить мудрым людям, всякий умирающий — старик, потому что для каждого конец жизни — его старость; но мало кто умирает созревшим, никто — много пожившим, кроме разве тех кто убедился, что нет никакой разницы между кратчайшим и самым долгим, однако тоже конечным временем.

Во всём этом деле к моим прежним мнениям ничего не прибавилось, кроме разве того, что, как я уже сказал, в чём я раньше верил знающим людям, в том верю себе и о чём догадывался, то знаю; мудрецов ведь тоже жизнь открытые глаза и наблюдательность научили тому, о чём они кричали следующим за ними, словно предупреждая остерегаться при переходе через ненадежный мост. То свое письмо я теперь перечитываю с неизменным удивлением и иногда говорю сам себе: «Какое-то благородное семя всё же таилось в этой душе; если бы ты его вовремя старательней взращивал!»

И я написал всё это тебе, предусмотрительнейшему из людей, не чтобы сообщить тебе что-то новое — не будь тебе самому всё известно, едва ли ты поверил бы моим предостережениям, — а чтобы встряхнуть твою и свою память, затянутую паутиной, оплетенную всевозможным хламом, и — как, уверен, ты про себя и делал и делаешь — вместе с тобой настроиться на пренебрежение к краткой жизни и терпение перед неизбежной судьбой, укрепиться душой и с великодушным презрением, как мы, слава Богу, не раз уже и поступали, встретить всё суетное, что еще может предложить фортуна нам, людям, запертым в этой тесноте и рвущимся к вершинам.

Всего доброго.

(ок. 1360)

Илья Кутик. Персидские письма, книга стихотворений

Илья Кутик, 2003 год (фото — Александр Холопов)

ПЕРСИДСКИЕ ПИСЬМА ИЛИ ВТОРАЯ ЧАСТЬ КНИГИ

СМЕРТЬ ТРАГЕДИИ, ВЫХОДЯЩАЯ ПЕРВОЙ

К тому же он, кажется, был персом.
А я ни разу не слышал, чтобы Персия производила
что-нибудь достойное упоминания,
кроме турецких ковров и мальтийских кошек.
О’Генри «Справочник Гименея»

Парусловие

Парусловие — это, конечно же, словесная игра, пара, мол, слов о книге, которую вам предстоит прочесть, и я действительно буду краток. Но — это еще и парус — знакомый каждому с детства,- который «ищет бури», т.е. — в российском варианте — «покоя». К концу 20 века бури так примелькались и опротивели, что им — т.е. безразличием как вариантом покоя — и стали. Энтропия. Смерть трагедии. На смену последней пришла (приходит) мелодрама, в жанре которой (или — которых), как мне кажется, и выдержана данная книга. Теоретизировать — за краткостью — здесь не хочется, и это — первое.

Второе. Почему «Смерть трагедии» выходит второй своей частью как первой? Дело в том, что обе ее части писались как одна книга, пока я не понял, что одно естественно разделяется надвое. Писать, как известно, «трудно, брат», но чтение надо начинать — желательно — с чего-нибудь более «легкого». С «жития» кота, к примеру. Ибо первая часть «смерти трагедии», которая — тоже через «или» — называется «Гражданские войны», слишком — что ли — «трудна» до второй. В ней много истории, реалий, комментариев, хотя метафоры, ситуации и общая концепция варьируются и даже где-то параллельны. К тому же, первая книга еще пишется, а вторая — уже завершена.

Третье — предмет книги, т.е. кот. Книга эта — о жизни и смерти голубого персидского кота с ярко оранжевыми очами — писалась по мере наблюдений за его деятельностью и на фоне жизни автора, который из Швеции перевез его в США, где тот и почил. Звали кота Антоном, и вскоре после его кончины мне была подарена имитация знаменитой статуэтки персидского кота, хранящейся ныне в Бостонском Музее Изящных Искусств. Оригинал был найден в какой-то из египетских пирамид и захоронен вместе с его владельцем, тоже — видимо — любившим своего перса. Удивительнее же всего в этой скульптуре ее сходство с гораздо более поздними достижениями великого Брынкуша-Бранкузи. Как и его скульптуры, она отполирована и яйцевидна, со слегка прорезанными чертами — вздернутый нос плюс щекастость — персидского кота. Скетчи с этой египетской скульптурки читатель найдет и в обложке и на страницах книги. С ее — уже словесного — упоминания книга и начинается.

ОБЛОЖКА - ОНА ЖЕ -

ПРИВЕТСТВИЕ,

ОНО ЖЕ - ПРОЩАНИЕ

Я научился - прощаться. Прощать
я и раньше умел. Здравствуй,
возвратная частица, расчесанная этим "щ",
как костяной гребенкой власы водяного царства.

Я тебя вычесывал - часами целыми - некими
полезными граблями, и шерсть становилась реками,
текущими по течению, куда - как сказано греками -

дважды не вступишь, я же вступал и трижды,
и так далее, пока не дожил до тризны,
где энный раз невозможен, как неповторимы измы.

Привет тебе, новое качество! - с ликом скульптурной урны
из музея в Бостоне (твои реки на ней скульптурны)
ты был бы с нимбом у Джотто, если бы не Сатурны.

Ты вычесан, наконец, п о л н о с т ь ю, как Бранкузи,
до п о л н о й гладкости в черном своем рейтузе.
Так из кожаной куртки судьба выдвигает "узи"
и - убивает. Меня оставляя - Музе.

3 марта 99

ВСТУПЛЕНИЕ

Что делать с мыслями? Зарезать? Усыпить?
Дать яду им? Запутать алкоголем?

А, может быть, - подумал я, - из них
слепить себе котяру, новый голем?..

И голубой полил кровищей я
то, с чем никак уже не мог ужиться,

и принялся лепить, как в джиу-джитсу
один другого; теребя поля

магнитные, и завихрялось тесто
как д в е галактики, и тесаком

я высек слово "жизнь" в одной, но - вместо
"речь" на другой - "привязанность". И ком

как шелковый лоскут прижал я к сердцу,
но чувствовал, что сердце не хоти?т

и запирает вздох как Леонид
персидскому препятствующий Ксерксу.

Но к о м все рос, и рос, и рос, и вот
оброс он шерстью "под" и "сверху" шелка.

И вышел- г о л у б о й персидский к о т.
Огромный, но проходит даже в щелку.

1993-март 99

ПУСТЫННИК ГЛАДИТ

КОТА, ДУМАЯ О МОРЕ

Стихи мои, не бегом, а шагом...
Да и куда вам бежать? - да и незачем... Ибо с горя

покатиться отсюдова слезным шаром
не удастся - в виду состоянья моря

из такой же плакучей доремифасоли...
Да и не хочется в мире соли

прибавлять, а тем паче - воды... Слезам
есть чему поучиться у моря- вспышкам

суицидальности... Грудь его, как сезам,
на камнях распахивается и - срастается... Даже слишком

напоминая, что - несмотря на поед
вечный - собою кончать не стоит...

Море печет безе под музыку из "Ловцов
жемчуга" у Бизэ. И небосвод свинцов.

Я не жемчуг мечу, но достаю на божий
свет серую жемчужину, коей Борджий

никогда не имел! - Серый - с отливом - шар...
По нему вздыхает Алмазный Фонд,

но уже расплатился персидский шах
за Грибоедова... Серый фон

означает, что в мире настал ислам...
Ветер крепчает, катая шары из пыли,

уши на площади, выделенной ослам,
вздрагивают как кегли. .. Забили иль не забили,

а ветер катит шары дальше в пустыню и
ее продолжает в море. Шары обретают ноги

из песка и идут по нему в тени
своей собственной тени, путаясь в складках тоги,

т.е. в дюнах, барханах, в ряби песка... Песку
легче приделать шару, как букве Я,

как моллюску алфавита, лишнюю ногу, чем
катить его О по кочевью своих фонем...

Песок населяет все, как у Хичкока -
птицы, - и рыбы барахтаются, пока

идут моллюски, эллипсоидные, как око
песка, по мелким волнам песка...

Инфузории-туфельки, с ресничками, им завидуют -
туфельки - а не ходят, реснички - а не зрачки...

Но море - теперь не море, а только лишь то, что выдует
ветер из легких дюн... Крабы, рачки

следят как шары превращаются в эллипс, буквы
О в букву Я... Но куда их нецелен путь?

Я ж - ... на "Ку" начинаясь... - выйдя на берег бухты,
зову их к себе- сюда!.. Ветер сильнее дуть

принимается... Слезы идут в одном
направленье - и тонут... Пески навстречу

идут - и не тонут, как вывернутое вверх дном
море не может топиться течью. ..

И ветер бросает под мой - сюда! -
крик, мне под ноги - блестящую, как слюда,

и серо-ворсистую, как картон,
жемчужину, и если потрешь ей бок,

то она оборачивается котом.
В моих глазах слезы, в его - песок...

Песок в глазах кота пересыпается, как в часах.
Бесконечность песка, как двустиший в поэме "Шах-

Намэ", и в этой пустыне мой вопиющий глас
вряд ли слышен... Коты заглушают нас

треском кузнечиков, цикад, акрид...
Скоро фарси - наверное - прогремит

на весь мир... Даже кошачье "мур"
звучит не как ласка, а как - Тимур...

В Самарканде эрос и алгебра - два туза-
туз пик в союзе с резною аркой

могут рожать детей и сражаться за
выход - в местности этой жаркой -

к Аральскому - скажем - морю... А мне прорубить окно
в песке - невозможно, ибо тотчас оно

срастается, как диафрагма в фото-
камере, зафиксировавшей- кота,

ушедшего с головой в воронку комфорта. Дремота.
море тает в песке, словно резьба винта.

1994, Лунд

КОТ, ЗЕРКАЛА

И СТЕНДАЛЬ

Роман - это зеркало...

Стендаль

Целующиеся голубки - это Жан-Батист
Грёз. Оранжевой по душе

на кровать взобраться и на батист
покрывала. Но это уже - Буше.

все романы - зеркало... Вдребезги. И кувшин
роняет девица, вино разлив... Но

красное с желтым - зерцало его души -
как красное с черным, до ужаса объективно.

Если с трюмо идти по дороге, то
оно отражает нижнею половиной

ухабы и лужи, а верхнею - небо... Что
кот отражает, когда скрипит половицей?

Красную мебель... лиловое кресло... стол...
Замер он. Потянулся. В груди почесался лапой,

и опять - красная мебель... сто
книг... потолок с антикварной лампой...

Скука. Поверхность, где каждый глуп,
т.е. похож на себя, как проза...

Но когда все это уходит вглубь,
в коте просыпается голубь, звуча над просом.

1994, Лунд

ЭКСКУРСИЯ

Я показываю коту
гробницу конунга. Он

светится, как на плоту
проплывающем - лампион.

Ибо зренье кота текуче как берега,
т.е. вечно струится мимо

объекта. Объект же - не то курган,
не то распыленная пирамида-

груда камней, которые на гробы
бросали раньше. Их конус ветрами скошен,

но здесь - как и всюду - когда рабы
камни таскали, начальники гладили кошек.

Этот взгляд наблюдается до сих пор-
кот плывет от ласки, хотя и глядит в упор.

* * *

Н.Ю.

Он глядит, как будто прячется за
листиком - абрикос.

Абрис - нечеток, зато глаза
цвета твоих волос.

Но глаза ведь - зеркало... Так - греша
классическою цитатою -

говорю- у кота - оранжевая душа.
Цитрусовая. Трусоватая.

1993, Лунд

КИТАЙ КОТА

Маменькин сын с задатками маоиста.
(Что ни звук, то - "мама", точнее - "мао".)

Перс, а - китаец. Шерсть пушиста,
а жмурится липко, как кюрасао.

Да и поза - сплошной иероглиф. Либо
изгиб, как у "либо" в Ли Бо.

Кот - он и есть, по идее, идея лимба.
Но даже Данту туда слабо...

Ибо туда, где обитают души,
путь открыт лишь для китайской туши...

Только тушь китайская видит в
темноте - тех, которые в ней мертвы,

и их нащупывает концом
кисточки, притворясь слепцом,

как Базилио. И там, где глаза он сузил, -
там у нашего брата не станет сил

развязать иероглиф, как черный проклятый узел,
а так хочется, чтоб развязал... Открыл...

Где цветут сто цветов, там - один из ста -
(и - р а з в я з а н н ы й) оранжевый взгляд кота.

Все ж- ты - китаец? иль - все-таки - перс? - да, в теле
и в душе?.. Впрочем, в Китае тебя бы, наверно, съели,

а в Иране - страшно подумать!.. Уж коль еси
перс - то о т ф ы р к и в а й с я на фарси.

Лунд, 1994

* * *

Кот мой разлегся, как Скандинавия-
голова - в Норвегии (там, где осо-
ловелое око, вправе я
предположить - находится Осло...).
Голова пришита - границей к телу.
Но лапы и хвост - патриотичней чуть-чуть-
они еще в Швеции, но не швец я,
поэтому - могут перескочить
(как, например, на картине Мане -
от ног простершейся ода-лиски),
скажем, на грудь и напомнить мне,
что мы с ним более близки,
чем кот с географией, ибо та
не в жанре кота...

... а смерть - арабская одалиска -
справа налево сжигает плоть.
(1979)

Та изгибается на простыне
в удовольствии одиноком...

Кот мой ее предоставил мне
перед внутренним оком -

да, Олимпию - слева направо - в позе
удовольствия. Кот
(жанр Бодлера) в ногах ее, как бойкот
"правил", но позже
почти в то же позе, лишь - справа налево (странно!) -
Мане уложил на диван
перед самою смертью Жанну
Дюваль,
но на картине (заказе Бодлера) та
"брысь" кота. ..

Перемена с т о р о н, а не - стран,
т.е. в е к т о р а - это
есть стрела у смерти, а кот для ран
жизни - монета

к ушибам. И даже его походка
почти бархотка,

стирающая все границы...
Кот и живет, как - снится...

Лунд, 1991

ВИНО КОТА

Кот соревнуется с шеею Нефертити.
Ибо если сидеть и пить и

пить еще, то - покуда бокал не выпит -
его тонкая ножка и есть Египет,

и она вытягивается, хорошея,
напоминая, что у вина есть шея

такая же длинная, как в музее.
Но при чем здесь кот? А при том, что - на нас глазея -

кот вытягивается поначалу вдоль
и выгибается кверху. Так алкоголь

заполняет собою объем, и оный
может быть круглый, любой, граненый

или суженный, т.е. - любой объем.
И пока мы глотками - что редко! - пьем,

бок бокала затянут прозрачной шторой,
точно взор любого кота, который

прислоняется с легким наклоном к вам
жестом стекла, подносящегося к губам.

Кот принимает в с е позы вина. "Упейся!" -
настаивает бокал, но кот - видя в бокале дно -

выгибается знаком вопроса, на что вино
препирается с ним словами другого перса-

"Мне говорят, что - да! - выпивать грешно.
Вина - да! - моя, но при чем же тут, блин, вино?
да и разве ты купишь с т о л ь к о аж счастья сразу
за те, блин, гроши, что стоило нам оно!?"

И от внезапности м ы с л и, как будто от
толчка - вино, расплескивается кот

И закатывается под кровать, как рубль
(теперь - раритет). Как прожитого счастья дубль.

1994-март 99

СКЕТЧ- КОТ ОХОТИТСЯ

Х.Б.

На Готланде у Ханса. Кот
охотится на птиц. Сидим
и смотрим на оного, кот-
орый неуследим.

Лежа в траве - длинней
его шерсти - он
вписан в ботанику, как Линней-
гладиолус, папоротник, анемон.

Выследив что-то среди тенет
и траву островного (... почти...) села
перепутав с водорослями, кот
распластан, как камбала.

Ветер-прибой его шерстью шалит слегка,
но кот - охотясь - не знает, что в позе "ниц",
с ушами - как мягких два плавника,
он - с в о й всегда средь летучих- рыб, птиц.

1993-99

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Я пишу тебе, котику - Кутик, сидящему у окна,
насупившись аки брюква.

Я б и сам был тобой, когда б ни всего одна
п о в о р о т н а я буква,

вытягивающая губы мои в трубу
и "о" в "у"

переделывающая. .. Впрочем, ты
верен не букве, а только духу

оригинала... Как сено метут в скирды,
так черты хозяев мешая к пуху

своему, ты после садишься на
что-нибудь, как их маленькая копна.

Лунд, 1994

ЦЕРКОВЬ КОТА

Сегодня встречал двух персов
(перевели меня на фарси).

Кот - хоть и перс - но обладатель пейсов.
Ходит, форсит.

Коты вообще-то, наверное, мусульмане-
моются, словно молятся, и с ума

сходят от баранины, а не
от свинины. Но какого-нибудь сома

предпочитают мясу. Или - минтая.
А это прыжок (кулинарный) из

ислама - сметая
все остальное - прямехонько в иудаизм.

Мусульманин ты иль иудей? - Я снова
спрашиваю кота. Но скорей

кот есть м е ч т а. И - в частности - Соловьева
о соборности всех церквей.

Лунд, 1994

КОТ БРОДЯЧИЙ

К Л.К.

Если верить Фодоржу от Дорэ,
скалы в чистилище подобны гигантским гландам,

как на перевале в дыре
между Ташкентом и Самаркандом,-

вырезаны так искусно, что
между адом и раем образуется как бы лопасть.

Кот - одетый в суф, в шерстяное свое пальто -
под ним такую же прячет пропасть

и бредет по шелковому пути
или же шерстяному, как суфий привык брести,

т. е. не трогаясь с места или рьяно
чего-то танцуя... Его главное слово- "рана".

"Кровью залившись, бреду, бреду...
Не - глаз подбитый, не - на виду -
она - невидима, как Будур.
Смотри, что сделала мне любовь.

Теку я, как будто бы горный сель.
Пылю, как дорога, которой все
ходят в сельпо, где и хлеб и хмель.
Смотри, в каком я говне, любовь.

Я слезы без хлеба, как Вертер, ел.
Шинельного цвета я стал, как ель
кремлевская. Сто исходил земель
по одной половичной струне, любовь.

Подыми меня снова к своей груди,
тискай, баюкай или буди.
Буде мне желтые лить дожди
на симоновской целине, любовь.

Я и так хожу из страны в страну,
говорю о многих, хотя одну
чту, что - в общем-то - ну и ну!
Но, смотри, "ни-ни" о жене, любовь.

Я - без таблеток - и так Меджнун,
я ищу ее взглядом from night till noon
и с утра до ночи, но вижу нуль
вместо лица и во сне, любовь.

Разве я Малевич, чтоб видеть - так!
Но лицо е с т ь рана - не после драк
наших, кошачьих,- а некий мрак
изнутри, а - в целом - вовне, любовь.

Так и брожу я, несчастный котик,
потерявший свой ятаган и кортик,
но я разворачиваю свой коврик
на солнечном к а ж д о м пятне, любовь."

Хотя кот - не всегда бродячий - всегда чем-то "больно" ранен -
от слова "Бог" - он ведет себя как мусульманин,
совершающий свой намаз.

Когда - особенно утром - потягивается напоказ-
лицом долу, а дольней - так скажем - частью
вверх. Молясь. Но чему?.. своему не-счастью?..

КОТ, СИДЯЩИЙ В ОКНЕ,

РАЗМЫШЛЯЕТ О

"КОНЦЕПТУАЛИЗМЕ"

Концептуализм, этот вечный стеб,
мелящий, что попало...
Центон, говорят они, т.е. сте-
ганое одеяло.

Сказали бы лучше- кот и сте-
ганый коврик его, и стало б
ясно, словно у Пушкина, сразу все,
вместо цитат, т.е. литературных жалоб.

Яд, ад, дядя.
Тятя, тятя, наши сети...
Но ч т о кроме скажешь, глядя
на окрестности вот эти?..

27 февр. - 1 марта 1999
Улица Вязов

КОТ-ПОЛИГЛОТ

ДУМАЕТ О

"МЕТАРЕАЛИЗМЕ"

Леонардо да Вени, Види, Вици,
что ж ты увидел в своей провинции? -
крылья птицы?
клин журавлиный? жест Черчилля? -
три победы, как грации - три - Кановы?

Виты Нуовы
суть продолжение ряда. А - в результате - порт.
Да, Леонардо, да, венчан. Как Петр
Первый - в цезари. Да, первый ты тож- фено?мен.

Я ж люблю подытоживать и то, как с т и р а е т пот
Людвиг Оне Бетховен.

22 февр. 1999
Улица Вязов

ТРИ СОНЕТА КИТСА

S.McR.

Ходят парочкой кот и Китс.
Хотя последний не терпит кис,
он пишет названье "Котяре мисс

Рейнолдс". Такие вот мы ханжи.
и так же возникли- Есенин, Джим
с лапой, и проч. Как для мухи - джем,

так страсть для сонета, который Джон
Китс привык сочинять для жен,
к которым в данный момент возжжен.

Он пишет (естественно!)- "Как люблю
тебя я, о котик! Как - Thera Flu
от горла, как терра (какая-то) - кораблю,

так мне - Джону, джонке и челноку,
одиночке, юноше-старику -
нужен ты, чтоб поставить свою строку

на якорь. Ты выглядишь сам как якорь -
усами вверх, а по шерсти - чистейшим яком.
Ты - ангел, она же - скорее - Яков,-
вы боретесь, будто бы Кольридж - с маком.

А если и это поставить боком -
тогда как Вордсворт, который - хотя к осокам
озерным привык за немалым сроком -
их мыслью считает, а - значит - роком. "

Тут Китс понимает, что форму раком
поставил; что как ее джем ни лаком,
кота он к друзьям приравнял п и с а к а м.

Тогда он пишет по-новой (во нервы!)- "Нет!
сонет, ты - общественный туалет,
куда - покуда его предмет
заходит в соседний - идет поэт.

Не потому, что он хочет, а -
некуда деться, пока она
о т с у т с т в у е т. Вся-то твоя длина
знаменитая - это и есть струна,

т.е. струя... Не - желанья, но -
неизбежности... Струйка, веретено,
и сколько там ты ни цыкай- "н-н-но,

пошла, родимая!" - не идет...
Сонет (простите за перевод)
так и блестящ, что никто не... гадит."

Тут Китс понимает - он инстинктивно гладит
себя по ляжке, как воображаемого кота
той, которую ждет, а та

не идет. А в окне - цвет вечера -
кошачьего раскрытого миру веера.
Сонет, ты,- он думает,- сон, но нет

сна - и не будет. И Китс пишет еще сонет.

Сон, - он пишет,- ты - мой персидский кот;
ты - куст мой, жимолость и сирень;
я тебя вдыхаю и ушерстяюсь в лень...
Но кто "сон" и "сонет"? кто от кого есть - "от"?

Может, я сам есть "от"? или "от" - это зов сирен,
а я - привязанность к мачте? и "от" - есть зов,
на что я - зевота? Вот так растворяют зев,
показывая р е а л ь н о с т ь. Кот - метрополитен

некой белой реальности; она ж - не дает спать,
вдобавок - выжата, как клаксон
возле зеленого... Я углубляюсь в сон,

ворочаясь будто бы рукоять
без клинка. Вот еще один проворот.
Но - как она - ж и в сон, и бежит от меня, как кот.

КОНСПЕКТ ЭЛИОТА

Клички давать котам - ох, непростая штука.
(Это вам - не на двери сажать наличник,
с гвоздями во рту и молотком для стука.)
Потому что кот должен иметь с в о ю Т р о и ц у,
тройку р а з л и ч н ы х кличек.

Первая кличка должна быть простой, как стон,
который зовется в россии чуть иначе. Ну как, например, Антон,
Чомба, Василий и Мурка, Пушкин и Ганнибал,-
чтобы кот эту кличку - как воду свою - хлебал.

Вторая кличка должна быть чуть-чуть невнятица,
т.е. семантически выше на целый вкус,
дабы своего Антона не попутать с другим, а - значится -
как- Улисс и Котовский, Миссисипи или Кускус.

Но чтобы за сей снобизм не дали и вам по шее,
кот обязан быть в и д н ы м, как кот у Шелли
и Элиота. А потому - как спичка -
в нем должна реагировать вовремя именно т р е т ь я кличка,

которую - даже под пыткою - он не выдал бы,
даже обернутый в серу Джордано Бруно
и даже своим хозяевам и ни за какие выгоды
охраны, когда выдвигаются из всех подворотен гунны.

И если вы видите, что кот ваш лежит в депрессии,
поймите, ради святых, что он размышляет над
этой т а й н о ю к л и ч к о й, которую даже пассии
своей он сказать не может. А был бы рад.

1 марта 99, Улица Вязов

* * *

Лежу на диване, устав от дневных забот.
Закат. И в комнату входит кот

со счетчиком Гейгера, растрепан, как буква "щ".
И ложится на грудь. Потрескивая. Треща.

Видно, я радиоактивен, хоть пятипал.
Но когда был взрыв, что я его проморгал?..

НЕСКОЛЬКО ОБЪЯСНЕНИЙ

из Чарльза Симика

Каждая бабочка - св. Себастьян, а килька -
жертва репрессий и маринада.
Я объясняю коту, поскольку
тот единственный рядом.

Дождь. Как странно, что муравьям
при всех их армиях - ни туда, ни
сюда. А паук на стене - и впрямь
как половой в пустом ресторане.

Я пошел в подвал - затянуть кушак
на горле у крысы с кухни.
Ты же за небом следи, и как
прояснится - мяукни.

1998, Еванстон

КОТ, АРКИ И БАЛТЮС

Ф.Ингольду

Рука поднимает занавес и тотчас
стирается, оставляя мини-
арку, достаточную, чтоб глаз
поместился в нее, но вскинь - и

ваш зрачок проваливается. .. обвал...
засыпая себя ресницами. Так - бывало -
увлекая с собою место, где ты лежал -
падаешь с сеновала

на паркетный пол... Алеют дрова в камине...
девочка в кресле сидит, согнувши
ногу в колене... И в эту мини-
арку вы видите только уши,

прижатые к шерсти... Она
смотрится в зеркальце. В нем-
ее зрачки, ресницы, голубизна
кота, чьи глаза перебрасываются огнем.

Кот трещит, как в камине дрова. Дрова
в камине потрескивают, как кот.
Обратимость метафор - аркоподобна. Два
кривых ятагана, скрестившихся- чья возьмет? -

или компьютер на выставке Леонардо...
Задача- предусмотревши ветр,
сделать так, чтобы воздвиглась арка
и не обрушилась чтоб... Ответ-

вспомните жемчуга на груди подруги,
с крупной жемчужиной - у самой развилки кожи...
То же самое арки- держатсь те лишь дуги,
где камень - тяжелый самый - в их середину вложен.

Если я скажу- "да" -
останови меня, ибо
я хотел сказать- "нет".

Зрение - как всегда -
скользнув вдоль изгиба,
скатывается в кювет.

Но зрачку - простительно. Он
зрит над собою
изгиб, складки с той стороны

чулка на колене... Так жмурится кот, и сон
в нем выгибается голубою
аркою - в складках внутри - волны...

1994, Лунд

НА КРАЖУ МУНКА

Осло, 1994

Зимняя олимпиада. Вышние на олимпе
сидят и смотрят, как хлопья снега налипли
на фигуры, обутые лыжным бегом,
но и рты их тоже забило снегом...

Ибо крик украли. Вынесли втихаря
крик. Земля - под влиянием января -
сосала февраль, как щепотку снуса.
лишь - в соседней Швеции - кот проснулся.

В воздухе, который от снега гуще,
чем его шерсть (... заспанный, валит косо...),
спали норвежские белые гуси
и жирным клекотом не разбудили Осло.

Почему же кот? Ибо похож на Ибсена-
так же он - бакенбардами - толстощек...
Вьюжная ночь, у которой в иссиня-
черном воздухе... Трагедия - что? - щелчок

тремя пальцами- щелк - и воздух
раздвигается, обнажая
сцену, где движутся как на звездах,
свет - наподобие урожая

снимая, чтобы хватило на год
в стране, где без света
так же поднимутся, как и лягут...
Свет подражает гусиным следам бассета,

т. е. гибриден, а вор подражает свету,
т.е. - невиден... Крадется Локи,
убивает Бальдра - и света нету,
а теперь вот - и крика... Ругайтесь, склоки,

ссорьтесь, ссоры!.. - Трагедия умерла.
Войте, восемь, -
не стало девятой!.. Как все тела,
крик - ногами вперед - выносим

в белом саване в белое торжество
снега, где - как ни окай -
рот ваш зачеркнут, как норвежская буква О,
и где каждый - плотва, красноперка, окунь...

КОТ ВЕЛЬМОЖНЫЙ

Кот - естественно - от природной лени
вытянул одну ногу, а другую согнул в колене.

(Но так же - Спартак перед смертью, хоть кот полосат
не от мечей, а от бога.) Так и Маркиз де Сад

и за решеткою падал на
колено перед вуалью, не ведая - кто "она".

Я не втягиваюсь в дискуссии
о незнакомках Блока-Крамского. Но в каждом усе

кота вибрирует реверанс
и поклон, как у послов из Ганз.

И - вообще - он вельможен, бо
ходит с шеею в кружевных жабо,

в крахмальных восьмерках, как у Эль Греко
или Веласкеса. Знак вечности, словно дека

резонирует в нем при прикасанье всех
рук, т. е. любой, которая тронет мех.

И в этом - достоинство беспринципности, ритуал
породы, даже когда он стал

котом бродячим. Ибо и вечность тоже
беспринципна, не говоря - вельможна.

КОТ - ПОКИДАЯ БИТВУ

Когда ты станешь признанным авторитетом
во всех областях, включая область страха,
я тебя награжу персидским котом, нагретым
словно градусник Карабаха.
Ибо как внимательно ты ни целься,
у тебя под мышкой падает Цельсий...

И твоя стрела - в отличие от другой -
от которой в небе краснеет ранка -
летит - не молнией, а - дугой,
т.е. по принципу бумеранга...
И здесь тебе нужен кот, ибо котом
ты можешь прикрыть себя как щитом...

Битва- на Гектора падающий Ахилл,
на Ахилла - Парис, на Париса - Аякс, т.д.
Это карточный домик, который хил
изначально, что б умные не гадали.
Дайте бойцам кота - прижимать как щит,
что не от боли, а от любви трещит...

А ветер крепчает... Туча свой арбалет
заряжает и тут же палит в другую
тучу... Но стрела - наткнувшаяся на барьер -
отскакивает, описывая кривую,
и летит к земле, на ней поражая тех,
кто никогда не гладил кошачий мех. ..

Стрелы в колчане - будто колосья в вазе.
Стоят, как пшеница. Такая вот икебана.
Я же прячусь в стрелах, как в дикобразе...
Кот проходит мимо, тулово выгибая-
он может понять прятание в коне,
но не стрелы, растущие из корней... Зане

я по земле волоку эти стрелы... Есть
такое стихотворение
про альбатроса и крылья... Кошачья шерсть
- более или менее -
рассасывает уколы своих и враждебных стрел,
но как быть с той, чей укол изнутри засел?..

Как вынуть из сердца то место-ось,
вокруг которой вертится чувство, что ты почти
все, что чувств на земле вос-
емь - вместо пяти?..
что 3 - это 8, видная лишь на пядь,
как луна на ущербе, а п о л н а я- 3 + 5?..

Как вынуть из сердца иголку, кою Кощей погреб
в ларце, в зайце, в яйце, в це-
ли бессмертья?.. Но я не об нем, я об
центре, который мы все в лице
собственном ощущаем... Кощеевая игла
заводится как юла,

когда трясут дерево, на котором висит ларец,
т.е. в зайце, чьи уши - трусость
умереть-разбиться... Удел сердец
дрожать, как русый,

убегающий от стрелы,
т. е. - другой иглы...

... по полю, голому... Где гола
охотница с луком...
И это - гала
моих страхов... Мукам
свойственно убывать,
когда идут - убивать...

Битва протяжна, как песий лай...
Заливаются в небе стрелы...
И кот выносит, как Менелай,
из битвы мое же тело...
И - потеряв все пять - окоченев, как гумми,
я вплываю в Троицу... В о с т а т о к, что равен с у м м е.

ИЗ КАТУЛЛА

... но коту ли
знать о Катулле?..

Умер воробушек, и ничем
не воскресить его... Голову повернул
набок, как цифра 7,
и превратился в 0.

И я подумал, стоя над мертвой птицей,
над распахнутым воробьем,
что - по логике ауспиций -
мы до 70 доживем.

Если дадут

И ОПЯТЬ- БОРЬБА

не из Бодлера

Что делают мои демоны ночью? - Борятся.
Мозг есть пружина, такая как у сбивалки.
Пружина вставлена в колокол. Эта звонница
сжимается и расжимается... Звуки валки,

вроде ваньки-встаньки... Помню, что что-то было,
но что - не помню. И это "что-то"
внутри колотится, вроде била
колокольного... Крылья - не для полета

у демонов, а для - таких - затрещин. ..
Месят мозг, сбивают, словно яичный
белок... Поэтому много женщин
во сне, что добится хотят - б е з л и ч н о й...

И торчит в мозгу эта сбивалка-колокол,
и - не может двинуться... Подобием массы-влаги
вся она обложена (... прочно...) около...
И - безвыходно... Что же ангел-

хранитель делает, пока я за столько миль тону?..
Видно, прячется в тень, от пеклища обессилев
райского. Ибо - согласно Мильтону -
тень в раю - одна- от сатанинских крыльев.

Кот сидит на окне, однако же жалюзи
опущено и повернуто вверх, как ворот.
Что он может видеть в - такой - близи?
Ничего. А значит - и он повернут

как жалюзи, наблюдая как посторонний
за тем, что творится там - у себя внутри -
не как кот Антон, а уже - как Святой Антоний...
Терку возьми, и о глазки потри

кусочек сыра- процесс есть образ
слез его в мире, где много мурок,
где на них он может спокойно в оба
смотреть.. Но в мире китайских жмурок,

китайских теней - каждая - это мука...
Я могу представить, каким мяуком
его изводит любая мурка. ..
По-христиански подставив мукам

правую щеку, трется он - параллельно -
о мою ладонь... И - пыльнув отточьем -
уходит- уверенно, прямо, цельно...
Как идут за ангелом, который не виден прочим.

ПИСЬМО ПОСЛЕДНЕЕ

Да, я мало пишу. Очевидно мало...
Мало? - без семьи, а я был без собаки в Мальме,

без мохнатого Миши, которого - ветром сдуло,
плач о котором - как о воробье, Катулла.

Ну а здесь, в Чикаго, я тоже - выходит - а)
без семьи и б) без тебя, кота.

Хоть о детстве твоем я знал чрезвычайно мало
(у тебя был другой "отец", у меня - другой "сын"),

но - доживши до голубых седин -
ты ел глазами венгерского сала,

обвалянного в красном перце.
Не в том смысле, что - сальный взгляд,

но - до самого сердца
прожигают, едят...

Впрочем, коту ли
было знать о Катулле...

1997, Мадисон

КОТ ОБРАЩАЕТСЯ К БОГУ

... как кошка, которая никогда не заблудится
в доме, хотя и не может его себе представить.
Борхес

Что такое привязанность и т.д. -
я не совсем уверен, - про это решать Тебе...

Но, Господи, в доме Твоем я мечу
с в о ю территорию, надеясь на нашу встречу,

чтобы однажды - перешагнув порог -
Ты увидел, что я этот дом сберег.

Сколько угодно сравнивай мех мой с плюшем,
но в настоящем времени - как и в лучшем -

меня, пожалуйста, не считай
игрушкой! Оставь же глазам - Китай,

а телу - свободу- ходить, где хочу. Однако
сделай так, чтоб вернуться в свою итаку

мог всегда я! Построй мне из прочных стен
теплый угол, Господи! Я - взамен -

Ты получишь мой голос, что ляжет пухом
между мной и Твоим неизбежным ухом.

И про ласку - кстати! - не позабудь!..
Остальное - добудется (... как-нибудь...).

Дай мне ласку, Господи, и как сдачу
с этой ласки я когти п о г л у б ж е спрячу.

19 декабря 1998 г.

РАССКАЗАНО ДУШОЙ

ШВЕДСКОГО КОТА СОКСУ

ЧТОБЫ УСПОКОИЛСЯ

Джорджу Тиллеру

"Он славный парень, я ведь не грешу,
но сучке, что к его штанам приникла,
я б в уши вставил по карандашу,
чтоб их вращать как ручки мотоцикла-

бр-р, бр-р, бр-р, бр-р... бр-р.. бр-р..." И бар
бокалы выронил со звуком мыл.
Так атом в д е й с т в и и увидел Бор
Нильс. Оседлал гуся и - взмыл.

ПРЕЕМНИК

А.Вознесенскому, сравнившему кота с приемником

У тебя появился преемник, кот, от моей бессонницы.
Гомер никогда мне не способствовал, как О.М.
Ты ж - до часу обычно - по небу мелькал, как конницы
Котовского шашка, но - с часу до трех a.m. -

сидел и пялился - к а к я пялюсь-сижу, пока
ты не вырубался в позе цыплят табака,
или - толстым гомером, раскрытым на кораблях,-
забывая и мух и блях.

С годами - как я - ты стал более МДП,-
но - все-таки - спал в с е г д а, а теперь - т.п.
и т.д. А преемник твой - депакоте -
оранжевая таблетка - есть глаз твой, кот,

смыкающийся в три утра.
Когда расталкивает Гелиоса - Ра.

9 февраля 1999

ЭЛЕКТРОННАЯ ЭПИСТОЛА

К А.П.

Мне написал мой друг- посмотри, бездельник,
статью (такую-то...) о котах, которых - заради денег -
мучают на базарах, с понедельника по понедельник.

"Сегодня ведь воскресенье, - я подумал,- надо бы вниз спуститься,
пока есть еще Нью-Йорк Таймс." - Это такая пицца
для ленивых, и их же - солнце Аустерлица.

Но - не спустился. А вспомнил вдруг про Босфор,
про фосфор его, про рокфор
кварталов Стамбула, где котов - как фор.

Как же их мучают? - подумал я - на базарах...
Этих - полосо-серых, всегда - поджарых,
пробегающих в день помногу, как друг мой Барух.

Чем их можно замучить? - в такой уж яме!
Распилить на шапки? и с челноками
переправить скаму аэрофлотовскими бросками.

Или - колесовать? Гестапо
котов. Коты, орущие- мама! папа!
И - "чую" - кричит там коту Остапу

из толпы штурмбаннфюрер, заплативший за вход милльон
ататюрков и своего кирзою прогнавший вон.
На базарах коты превращаются в перезвон,

сталкиваясь боками> разлетаются как осколки
с неровными ребрами> синие - как наколки>
и никто - ни куска, ни - тем более уж - по холке

их не погладит. Там сам вид у котов - мышиный!
А, может, их там терзают советскою бормашиной? -
и воздух - медленно-медленно - горелою пахнет псиной...

Да, - вот именно! - превращенье кота в собаку -
это и будет мука т а с а м а я ,- дать по зубам, по баку
коту - это как погладить, его отразив атаку

вскочить на тебя или на - скажем - место,
где ты сидел, но - привстал. Но- пса добиваться вместо
кота - в его же присутствии - это как делать эста

гражданином России - или - вершить из танка
пылесос, принюхивающийся- сапоги - портянка.
Кот нахохливается как хокку, когда на горизонте - танка.

Короче, пес - это пес, а кот - это кот, и им
- односложным словам - не заделаться составным,
как в языках германских или у братцев Гримм.

Другу же я - по прилете - возьму-отпишу e-mail,
что в журнале Базаар - пока в самолете реял -
видел нашу подругу, спрятанную за веер.

Видать, в карьере ее дальнейшей,
ей - если уже не стала - придется быть нежной гейшей,
ходить мелко-мелко, как кошки, что невыносимо ей же.

Так и коту нет худшего наказания,
чем превращение в пса. Я другу пишу послание-
имя, потом - собака, потом - Германия.

17 марта 1999, Woodward Hotel, Broadway & 55th Street

ДВУХ АМЕРИКАНЦЕВ КОТЫ

1. Аллегория Паунда

В.Кутику

Эзра Паунд был антисемитом. Что ж,
средь великих встречаются юдофобы.
К тому же он был еще антикош-
атником, и в Паунде эти оба

"анти" - общепятнистой стали
аллергией,- схожей с цветной обложкой,-
на еврея, кота ли,
даже на друга Томаса, от которого дуло кошкой.

В бездомных котах есть что-то действительно местечковое,
ну а в домашних - от жирных банкиров чуть-чуть.
Эзра вещал по радио, что надо их гнуть подковою,
а не то они расплодятся - и станет не продохнуть.

Римское лето. Паунд сидит в майке
в студии. В "майке",
сидящем на твердом стебле, как погремушки-маки,

гремит его гнев, достигающий США
с разницей в шесть часов. Божественно хороша
римская ночь, но вздрагивает душа-

он слышит тысячи разновысоких "мяу"
с улицы, будто бы Рим - Дахау.
он не знает, что это значит, и вопрошает "How

come?". Ибо не знает, что - аки меха гармошки -
стягиваются раз в год ночью коты и кошки,-
перебежав границы и сиганув в окошки,-

на пустырь неподалеку от Колизея.
Сидят ровным кругом, помяукивая и глазея
друг на друга, как через стекло музея.

Что ж они видят насквозь? - так сказать, за спиной друг друга-
Аушвиц, Бухенвальд? или то, что им будет туго
тоже, если не сделать что-то пошире круга.

Создать свое государство, может быть? - там, в пустыне,
близкой к Египту и цвета созревшей дыни,
чья они - все-таки - мякоть, присно и ныне.

Но как создать государство? какие в нем будут расы
считаться исконными, когда существуют классы,
т.е. породистые и эти вот - как матрасы?

Когда есть сиамские, русские голубые,
персидские, европейские, при этом - совсем любые?
Как они все уживутся в новой полифонии?

И начинается ор о достоинствах территории
собственной и недостатках, как виги кричат на тори.
И хрипнет кошачий голос в этом годичном споре.

И когда Эзра Паунд заканчивает вещание,
котов совещание заканчивается никак.
Он выключает "майк" и наружу идет с вещами,
задыхаясь от аллегории, как полосатый флаг.

апрель, 1999

2. Утопия Кубрика ?

Кинотворец Лолиты, Стенли Кубрик
уехал из Голливуда в Англию,
выстроил замок, за кубиком кубик,
и зажил, как говорится, внаглую,

т.е. уединенно- сидя перед окном,
как Гумберт Гумберт,- перед абсолютно чистым,
окном, спокойный, как метроном,
педофилом не будучи и - уж никак! - фрейдистом.

Ибо Гумберт Гумберт Набокова - это, прежде всего, забота-
в нем человек сгорел - вспоминая Фета,-
от заботы, которая сплошь забыта
нами, а помнится лишь нимфетка

Долорес,- приемыш, почти что мышь,
и - в общем - серая, но игравшая с ним, котом,
как в самых пошлых диснеях, и с тою лишь
разницей, что в трагедиях нет никаких "потом".

И Кубрик решил в жизни это "потом" создать
без соблазнов, смертей, и завел аж трех
котяр, которых он расселил как знать
по разным замковым комнатам, несмотря на брех

собак, проживавших в одной. А его шофер-
итальянец каждый день привозил котам
свежую травку, стелившуюся как ковер,
чтобы коты не делили на "здесь" и "там"

свою жизнь, а кувыркались в ней,
как уже в раю, забыв об асфальтных гетто.
(Температура в комнатах всегда была не холодней,
чем 25 по Цельсию иль 80 - по Фаренгейту.)

Кубрик поил котов - хотя это все детали -
из фарфора династии Минь, требуя как диктатор
топленых снегов из Швейцарии - усы ж котов трепетали,
как будто к ним прикасался ангельский медиатор.

Кубрик создал компъютерный рай из температуры и корма,
но - почил. Лолита же впала в кому
при родах и умерла. Гумберт в тюрьме саркому

заполучил и умер. Нет больше котам ухода.
Видно, им ждать-дожидаться "2001" года,
когда растает Швейцария и выпрямится погода.

РАЗРЫВ

из Донна

Кто в мыслях даже совершает кражу
Возлюбленной моей, пусть чересчур
Мошною не трясет- у дур
Единственных - все на продажу-
Его ж - за мысль одну! - я прокляну и сглажу-
Пусть тот, кто низко пал, его унизит сам-
И да краснеет он, что к покупным красам
Прильнувши, ощутил бессилие и срам;

Пускай его измучат гонорея,
И гипохондрия, и ишиас,
И мысль про очевидный сглаз
От неизвестного злодея -
Со шлюхой путаясь и от стыда хирея
До срока, медленно, пусть сядет он на мель,
А выблядок его, неведомо откель
Явившийся, лишит всех родовых земель;

Пускай злоумышлять начнет он против
Короны, а потом умрет в тюрьме,
Все имя обваляв в дерьме,
Тем самым всех своих отродьев
(Что, может, не его) навеки обанкротив.
Иль - вариант другой- пусть голоден и хил
Он просит по дворам> никак не юдофил,
Пусть он обрежется, чтоб жид его кормил!

Все козни мачех - все, что ночью снится
Тиранам от руки ближайших лиц -
Обиды рыб, зверей и птиц,
И кары все из уст провидца,-
Пусть на него падут! а если он - девица?
Тогда мой перечень - не худшее из зол
И, в общем, лишнее, поскольку слабый пол
Природа сглазила до всех моих крамол.

О, ангел залгавшийся! Нет - не ангел!
Хотя родилась под крылом Франциска.
Пиша о разрывах, Донн циркуль хватал и штанген,
а я вспоминаю тебя, покойная моя киска.

Мы с ней хотели взять новую, но - не вышло-
что-то уж слишком быстро переменилось в ней.

Горизонт. На горизонте - вышка-
с оной не видно ни адреса, ни ступней.

как бы из Донна

Помню, моя былая, у тебя поживала кошка,
Вся такая чернявая и поджара.
Звали ее по-женски, я же - лишь понарошку -
Звал ее по-мужски- котяра.

Она была мужней кошкой, и когда он за новой новью
Уплывал, то мы на коврище белом
Занимались - какой-никакой - любовью
Под зеленым глазиком оробелым.

Ты осталась жить с балакирем по-английски.
Я не стал, говоря по-английски, смартер.
Но ролей перемену хозяйки и ейной киски
Понимаю - особенно если с марта.

Быстро все рассказать, быстро!..
На бегу (... обутый или босой...)
опустевая как та канистра...
На бегу все рассказать борзой...

Чтобы комната, вырванная бензином,
реяла в небе, как наша нега...
Уподобясь кленам, дубам, осинам,
вдоль полотна пронестись без бега...

Дай, Джим, на счастье пять. Твоей
жены я больше не увижу-
на карте я живу правей
от вас, а вы - левей и ниже,

где морские котики (... в Калифорнии...)
ходят в развалочку, как козаки
Гоголя, но становятся чуть проворнее
от осознанья, что носят фраки.

На их Нобелевском банкете
с нею мы побывали тоже...
А потом занимались глаголом "ети"
под одеялом - как будто дрожжи.

Но - тут ты вернулся, и - чтобы отвадить линчи -
мы с нею выпили на дорожку...
И - на разных концах Америки - вместо котиков кормим нынче-
я - чужого кота, она - такую же кошку.

из Донна

Не так я опустился, чтоб
Воспеть глаза, прическу, лоб,
Нос, губы, щеки или, скажем,
Ум с нравственностью. Антуражем
Сим пусть заходится взахлеб,
Кто пухом стелется лебяжим.
По мне - хотя люблю сильней -
Уж лучше твердо знать, что в ней
Мое, чем лить на все елей.

Любовь определять бы мне
Хотелось лишь одними "не",
Ну как (возьмем к примеру) Бога-
Что "вообще" - то слишком много.
Кто ж думает, что он вполне
Познал ее, для диалога
Прошу - пускай мне объяснит
Сие ничто сей эрудит.
То, что мое, не убежит.

Гнев воспой, о богиня, Ильи, Витальина сына!
Предки обамериканились, не обримясь...
Что ж до меня - то меня особенно подкосило-
уход ее без "прощай", но с подарками, что дарились.

А я бы - пришед в лохмотьях - как Одиссей в Итаку
(поскольку с ее женихами я даже не возникаю -
уж слишком их много на карте...) - дошло б до того, то так и
ушел бы в тех же отрепьях, не помня о Навзикаях.

опять из Донна

Как твой камень, сердце черно опять-
Ей свое - привычней колец - терять>
Что, агат, ты на это скажешь? - что, мол, ага,
Все ж я прочней любви, ибо всякая - недолга?!

С обручальным ты не сравнимо. Что ж
Не его, а это - ценою в грош -
Я ношу на руке? - хоть слышу в день изо дня-
Я дешевка, даже не модная, сними меня!

Ладно, живи, если уж ты со мной.
Мизинец, как палец ее большой,
Украшай да знай, что - на месте моем - она
Вернула б тебя тому, которому неверна.

Когда ты ушла (... внезапно...) я пролежал в кровати,
скрючившись в позе какой-то яти,
месяц, а - может - больше...
Хотя ты - действительно! - уступала
в смысле тела, его металла
девам Украины или Польши.

Что же со мной случилось? как мы оказались вместе?
Видно, осточертели девушки с телом жести,
гнущейся на журналах.
Хотя я и сам сгибался - вспыльчиво, как Ромео,-
от твоих - как их назвать? - родео,-
вроде пегих и чалых.

Когда ты ушла, я проветрил и переставил мебель,
чтобы заставить место всех наших ебель,
оральной и прочей спермы ;
но когда ты кричала- I love you, baby! -
я кончал и видел звезду на небе,
и - клянусь! - ее видел первым.

Когда ты смылась, я представил себе Каллипс,
пристегивающихся, наподобье клипс,
и отстегивающихся с той же самой
легкостью. .. Дай тебе Бог и впредь
кончать по два раза, в подмышках преть
и оставаться самкой...

Тебя ль напугал Пастернаков "хаос"!?
Грозилась кучей витальных кляуз-
все письма свои забрала и фото-
теперь тебя ставит раком не я, а кто-то

где-то - в черной - любимой - юбке.
Видно, жить тебе наподобье губки,
отпадающей от объекта
только лишь ради другого Некто.

из Донна

Нахал, ей Богу, кто твердит,
Что, мол, была любовь да нету.
Была б - не то что инвалид
Ты стал бы, а под стать скелету.
Кто, скажем, в бред поверит мой,
Что год я проходил с чумой?
Отстаивать кто станет в спорах,
Что за день не взорвется порох?

Кусочек лакомый - сердца,
Когда ей попадают в руки.
Их и другие без конца
Покусывают, гложат муки.
Любовь же - это знаю я -
Проглатывает, не жуя-
Китом представши многотонным,
Засасывает их планктоном.

Что, я не прав? - Но разве блеф
То, что с моим случилось, дева?
Вошел к тебе я, словно лев,
А вышел - с пустотою слева.
Достанься же тебе оно,
В груди б не ощущалось дно,
Любовь же - безо всякой меры -
Казнит их, как казнят фужеры.

Нельзя в ничто стереть, что есть,
Нет полной пустоты на свете.
Наверно, чтоб меня известь,
В груди бренчат осколки эти-
Не знаю, сколько оных, но
Все мелко, что отражено-
Желанье, жар... Всего ж бедовей,
Что - с той любви - не до любовей!

Ты любила секс начинать в машинах.
Начался же он в пору чикагских длинных
зим. Ты пошла, как на штурм Хотина,
хотя мои стены были не выше тына,
и я сдался быстрей, чем турок.

Но и - возжегся. Возил тебя к разным психо-
терапевтам. От твоего поддыха
я и сам запал. В отсутствие же запала,
спички, огнива, я тлею противно, вяло,
как придушенный каблуком окурок.

Во мне - во снах - чувство былой аварии-
что меня долбануло на повороте
судьбы, как бы спелось в медовой арии
полу-кота персидского, Поваротти.

Вот он выходит где-нибудь в Централ Парке
и поет толпе- "О, лимузин мой, лимо!"
И толпа плещет искрами, как при сварке
или в аду. Я там был, но не помню лимба.

То есть, помню- там были еще Доминго
да еще - как звать его? - да, Каррера.
И они там пели "Калинка моя, малинка"
плюс "Очи черные", дабы началась карьера

их в России. Но в России - покруче ада-
оный там наяву и наблюдаем денно,
а чужие аварии-арии - будто нытье детсада,
где важней макароны и Макарена.

Параллельно - как сняли бы Гринавей иль Ярмуш -
говорила всем, что выходишь замуж
за меня. То же самое
ты говорила, правда, еще другому,
кто был до меня, не случись облому
с - во мне - привлекательной панорамою.

До того ты хотела жить пополам в России
и в Америке, как Фигаро в Россини,
не обломись Чикаго
с работой, банкирами и врачами...
Я - в себе - отпел тебя - со свечами -
мумию - без саркофага.

Так и жить тебе - завернутою в немецкий,
русский, плохой французский, хороший светский
бинтообразный саван,
и - чтоб скрыть его - наряжаться в кожу-
юбки, платья, пальто - ходить на Россини в ложу
и считаться живой тем самым.

Ты больна концептом "power".
Ходишь бледная, как пава,
ждешь павлинов,
ибо их циклопьим глазом
гипнотируешься разом.
Душу ж вынув,

на атаку новых перьев
ты бросаешься, уверив,
что виною
глаз ваш - ибо слишком ярок...
Что ж, дурак, бери подарок,
брызжь слюною!. .

снова из Донна

Глаза, что на тебе поди
Совсем зажились, отряди
Обратно - впрочем, столько лжи
В душе и в теле
Они узрели,
Что с оба ока
Мне мало прока
И лучше их попридержи.

Но сердце мне отдай! - оно
Так пылко, если влюблено -
Но если даже невзначай
Его от пыла
Ты отучила,
И все, что свято
Ушло куда-то,
То - незачем, не отдавай!

Но сердце просит - забери! -
Как и глаза. Что ж, изнутри
Ему увидеть удалось
Тебя не хуже,
Чем им - снаружи,
И сколь ни дико,
Я весь - улика
Того, что ты гнила насквозь.

Ах ты, бэ в очечках, американка,-
как тебя называли в России, а ты не знала,
что сама игра в биллиард называется "американка",
где быть тебе только шаром, катящимся как попало.

Сколько вас, британок, швейцарок, голландок, шведок,
американок, на этом сукне зеленом
прокатилось, и - право же - случай редок,
чтобы вас не загнали в лузу на поле оном.

Эх, видать, не зря, недаром
пробивают вас, как кием,
Питер да Москва да Киев
черным шаром.

Будь ты чешка или полька -
ты не в счет, пока в России
ценен - даже в образине -
паспорт только.

С черным солнцем, в черном платье
ты была готова к роли
той же - лишь бы не пороли-
но - тут - кстати

за морем, за окияном
подвернулся я, и в лузу
было б лезть уже - как в лужу -
делом странным.

Ах ты, бэ в очечках, зачем златые
горы сулила? - по той же самой
привычке российской? Но я - не ты и
твой уход - как русский - воспринял драмой.

Ах, как тут не перечитать Катулла!
Но - как читать начнешь - так тотчас же и уронишь.
Я - не играю в бильярд. Пусть играют Тула,
Новгород, Псков. Да хоть сам Воронеж!

из Донна

Дрожи, о зависть! бывшую мою
Умою я сегодня и полью!
Злословие до рвоты, так что вены
Становятся на шее здоровенны,-
Вот ремесло ее. И если вы
Терпеть не можете копаться в
Чужом белье, то непременно с нею
Научитесь. А если Гименею
Вы присягнули, ждите - эта б (....)
Вам палки ревности начнет вставлять
В колеса брака. Но и в бранной фразе
(Как предыдущая) не хватит грязи
На грязь ее- здесь надобно перо
Мне Мантуаново, чтоб силы про
Нее, бич женщин, рассказать хватило-
Про сей гибрид козы и крокодила,
Что норовит боднуть, покамест гнев
В ней сзади бьет хвостом, а грязный зев
Все спереди сжигает ароматом,
Как слюни Цербера, тяжеловатым.
При этом странно, что кусок чужой
Не лезет в горло даже ей самой.
Что ж до мозгов ее, то в этом Орке
Одни огрызки собрались да корки
Каких-то козней, плюс мильон затей,
Как уязвить больней и половчей,
И прочая- короче, в этом чане
Начатки чаяний без окончаний
Знай носятся, как атомы светил,
И не дождутся, кто бы их слепил.
Но - полно! Несмотря на все проклятья,
Ей вряд ли должное смогу воздать я.

Глух, как Гойя, считал тебя нежной Махой,
наряжал в пенюары, сиречь - в сорочки.
Когда же меня ты послала на х (...),
я вернулся к статусу одиночки -

кота. Не - покойника, а скорее -
бродячего. Теперь вот живу в Швейцарии
местной, лежа на батарее
и - будучи глух - не слушая птичьи арии,

которых здесь - как в Большом... А еще - у меня коллега,
сопоставимый только с натертой лыжей
на паркетах Швейцарии из годового снега.
Правда, нынче - лето, и кот - абсолютно рыжий.

И - тем не менее - он, словно лыжа, ловок
в слаломе лова, в его размерах.
Каждый день он приносит до двух полевок,
придушенных и неприлично серых.

И - глядя на них - понимаю я не без страха,
что отсюда видней ты, что все-то дело-
ты лишь казалась матовой, словно Маха,
но - от взмаха хвоста - освежающе посерела.

Рояль дрожащий пену с губ... Как в цикле
под тем же названием, что и данный,
мы друг к другу с музыкою привыкли
из-за тебя, подруга, возвращенная прежней дамой.

Сколько вас в цикле? - не занимаюсь счетом...
Но - при музыке - нету тебя дороже.
Черный рояль покрывается нервным потом,
как вороной, когда напрягают вожжи.

Он становится на дыбы, когда ты
на педаль нажимаешь, как будто в стремя
вставляя ногу, и мчат сонаты,
к узде привыкая - хотя б на время.

Что бы там ни было, какою своею ложкой
ни корми ты клавиши - белые зубы коньи,-
черный рояль не может стать черной кошкой
и перебежать дорогу на самом ее разгоне.

Строфа-

из Донна

Чтоб подтвердить, что женщины пусты,
Зачем мне именно досталась ты?
Затем ли ужасает перспектива,
Что лжива ты, поскольку так красива?
Не юность ли, что легковесна сплошь,
В тебе когда-то воспитала ложь?
Не думаешь же ты, что все проказа,
Что небо глухо и к тому ж безглазо?
Про клятвы женщин говорят, что те
На ветре пишутся и на воде-
Так, значит, это правда? Правда, значит,
Что женщина, пленяя, лишь дурачит?
Кто б мог подумать, что из стольких слов,
Твердившихся до первых петухов,
Из стольких слез, вопрыснутых в обеты
Любви, которой две души согреты,
Казалось, были раз и навсегда,
Получится такая ерунда?

Хор-

Господи! ну конечно! Как можно было
не понять в семнадцатом своем веке,
что очевидно в двадцатом!? Сначала берется мыло
и долго-долго им трутся, но чтоб не зашло за веки.
Ибо и так глаза - ослепленные вероятьем -
красны, как у кроликов - потом - желательно - пемза-
а после - для тех, кто, аппетит утратив,
не ел - приказанье- пойду, наемся!
Главное - не бередить!.. Заглушать жратвою,
выпивкой, ямбом или хореем,
лучше - дактилем,- то, что подобно вою
вырывается и отчего - хиреем.

Антистрофа-

Комната - в небе булавка. Острием в меня.
Живу, как бабочка. Лучше всех.
Выдуваю к исходу дня
раскладушку - мыльный пузырь, на который наброшен мех.
Ты тоже на мех ложилась в позе- отбросив ногу,
головой к подушке, прислушиваясь как будто
к раковине... А в ней - завыванье рога
Роланда... И так наступало утро...
Я был пришпилен к тебе и - как Донн - задавал вопросы-
почему? отчего лопнул мыльный пузырь...
выдохся рог?.. Не викинги здесь, а россы
ходят с рогами, куда ни зырь.

Я живу на Мишугене, как говорят на идиш,
или - на озере Мичиган - по-английски.
Не верь,- предупреждали,- тому, что видишь-
местные девы - не киски, лиски.

Вот и ты махнула хвостом и - смылась,
начудив в курятнике преизрядно.
Я выскребал полы, но мало чего там смылось,
не говоря о "внутри", где остались та-а-акие пятна.

Было ль все это хитростью (... для улова...),
но сто дней, что мы продержались вместе,
казались мне возрожденьем и вылились в Ватерлоо,
в попытку самоубийства и - англосаксам - мести.

Посреди Мишугена есть остров Святой Елены-
там мне сдана двухкомнатная квартира,
дана бумага, и строчки на ней нетленны,
а еще - рога от тебя, но со струнами. Вышла - лира.

Строфа-

На ни никаких на ногах
стоит Озимандия. Шелли
с таким озарением прах
поведал, что все ошизели.

Хор-

А чего ошизели? Ну, прах и прах...
Бывшая статуя, поставленная в песках
кем-то когда-то... Понятно, что тарарах

с ней случился... Чего сей сонет у Перси
Биши так хвалят?- ведь он не воспел ни перси,
ни жураву, а так - только груду персти!?

Антистрофа-

Нет, был это мощный мотор,
который пески разобрали
на части, а части растер
бархан после долгого ралли.

И был он - то ль царь, то ли хан.
Хана ему вышла, короче.
Стал кротче он, но потроха
его оживляются к ночи

и вдруг вырывается хрип,
сравнить что - по пенью с гитарой -
лишь русские разве могли б,
но и для случайных он ярый-

"Смотрите, меня на куски,
на крупную пыль перетерли
проклятые эти пески,
лишь голос остался мне в горле.

Смотрите- по-прежнему мощь
в моей сохранилась гортани,
как тело мое ни изморщь
барханы и прочие дряни!"

Хор-

Какие такие дряни? женщины, что ли? - судя
по женскому роду слова... Но откуда им взяться в груде
песка?- Все белиберда и будя...

Плюс - автор унизил женщин, Шелли привлек и Донна.
Хорошо - не Катулла. Писал он во время оно
и ему мы прощаем, но прочее - беспардонно!..

Строфа-

Мы все - Озимандия, хор!
Идите вы лучше-ка вправо
и влево! И пусть на пробор
расчешется ваша орава.

Антистрофа-

Мы все - Озимандия! Все!
И каждый - хотя бы по разу -
в плохой пребывал полосе
и матом озвучивал фразу.

Как в Шелли, был каждый из нас.
Мораль- чтоб в кусках, в пополаме
хоть голос - будь хрип он иль бас -
звучал, как ни валимся сами.

март 1998-август 1999

ПАМЯТИ АНТОНА И АЛЛЕНА

(март-апрель 1997)

Yоu were silly like us...

W.H.Auden

Это случилось в самом конце марта.
Я вел машину в Висконсин в панике,
что меня сдувает, словно сейфарда
в пустыне,- заклинило дворники.
Я съехал с шоссе на заправку, чтоб улеглась паника.
снежный камень без головы, как Nike,
застилал боковые стекла крыльями буквы К,
лежащей на крыше. Складки ж ее туники
застопоривали мне дворники.
Как будто бы Джеймс Бонд
с памятником на крыше, я - выехав - въехал в стену
снега. Не венчик из роз, а бант-
восьмерка в фарах кривлялась тенью.
я понял, что что-то кончилось и начались многоточья.
Когда я въехал в Мэдисон той же ночью,
снег перестал валить, стало жарко даже в пальто.
Я выключил фары и вышел, не зная, что умер Антон.

Он умер тою же ночью. Внезапно - как перестал
снег. Умер, не зная, что
я приезжаю. Без меня зарыли кота
в мерзлую землю Висконсина в его голубом пальто.
Он был - повторяю! - голубым персидским котом,
привезенным из Швеции в США.
Он умер, и я не знаю, что сделалось с ним потом,
куда угодила его душа.

Дней через десять умер и Гинсберг, Аллен.
От обеих кончин был я совсем развален.
Сам себя реставрировал. Я - не Таллин.
Держался, как научил нас Кун.
Антон был юрок, но не совсем юркун.
Аллен был Кузьминым, но не знал в фортепьянах струн.

Прежде, чем Аллен себе объявил- умру,
мы встретились с ним когда-то в республике (... бывшей...) Гру...
Он не любил свинину, предпочитал хурму,
пел мне блюзы, Блейка, цитировал - бурно - Ворона-
знал, что - сколько там ни наорано
в залах - поэт есть Гомер, и не в хор оно.

Нет, все-таки все все же не умира...
Вы, Антон и Аллен, начинались на букву А,
схожей с лестницей маляра,
который - забыв о своих обоях -
сказал- немедленно в голубой их,
и выкрасил вас обоих.

В Нью-Йоркском сабвее, как полосы на погоне,
в заблудившемся голубом вагоне
едете вы бок-о-бок- не фантомы, а только сони.
Хотя одного завернули в лианы орангутангом,
а другого развеяли где-то над мутным Гангом,
вы теперь сравнялись кармой, нирваной, рангом.

Голубой был перс и голубой еврей.
Колесо у Будды круче британских рей-
там не умрешь, повиснув, а уж скорей
будешь мотаться, по высям реям,
пока не станешь цветком, пореем,
еврей станет персом, а кот - евреем.

Но - все же - буде
нет круга в Будде
и нет понтона,
лишь флот Харона? -

куда ж причален
Ваш ботик, Аллен?
Каких колосьев
там сбор, Иосиф?

Какой иконе
молиться, кони,
коты, собаки,
чтоб стали, аки -

вы - человеки?
Как харкнут в Мекке,
когда затрону
свечу Антону?

Что будет, коли
прийти к Николе?
Что скажет Власий,
пастух всех пассий

четвероногих? -
что для немногих
суть привилегий?
что только пегий

в победной пене
достоин пени?
Что в Третьем Риме
быть голубыми

вина велика?. .
А - значит - лика
такого нету,
чтоб ставить эту,

вам не напортив,
свечу напротив?
Тогда без риску
пойдем к Франциску -

святой викарий
любил всех тварей
и голубое -
там - над собою.

Его - помилуй -
над их могилой
взовет - Откроем
врата обоим.

ЭПИЛОГ

Ничего не осталось - ни ее, ни ее, ни ее,
ни ее, ни ее, ни его, ни ее, ни кота...
Вот перс входит в небо - как будто бы острие
пробуют подушечкою перста.

Он уже не мяучит, не говорит, он нем.
Он - страничка, в которой начиркал Брэм
что-то про персов, думая черт-те чем.

Да и где они, персы? где их великий Кир? -
превратившийся нонича в некий домашний кир
по коту, чей "мур" - тоже нонича - значит "мир

вам, оставшимся". И я говорю - "аминь"
вместо "салям". Он салями любил - лишь кинь.
мой перс, как парис, восседает меж трех богинь

и не знает, какую выбрать. Я тоже не знал, пока
мне не дали чудовищного пинка.
До сих пор она ходит, начинаясь на букву К,

но - ее нет. Это странно, что то, что есть -
не существует, а то, чего нет - в мозгу
присутствует. Такова, вероятно, месть
неба - нам, здешним, которую я могу,

конечно, понять... Что ж до богинь, Антон
выдаст той антоновку, коей он
будет больше обласкан, вычесан, утеплен.

И это будешь, конечно же, ты, Паллада-
голубые персы схожи с твоей совой.
Пусть кот прилетает ночью оттуда, где нет ни ада,
ни рая, а только сплошной "Савой"

для душ неприкаянных, коих много...
Пусть мой перс будет их вечным "лого",
как конец, что остался без э п и л о г а.

Игорь Блажков «Книга писем» — Музыкальное обозрение

Благородное собрание

«Летопись почти полувековой истории музыкальной культуры (1959-2016): 1011 писем, более 100 корреспондентов, самые знаковые фигуры поставангардной эпохи», — говорится в аннотации к книге: Составление, комментарии, компьютерный набор, подбор фотографий и записей на CD (диски приложены к каждому тому) выполнены автором.

«Письма собраны человеком, который писал и получал их из десятков городов во многих странах и с разных континентов, – Игорем Ивановичем Блажковым (р. 1936), выдающимся дирижером, апологетом новой музыки, который еще в 60-е годы прошлого столетия, работая вторым дирижером в оркестре Мравинского в Ленинграде, знакомил своих соотечественников с авангардной музыкой Чарльза Айвза, Эдгара Вареза, Антона Веберна, Андрея Волконского, Эдисона Денисова, Николая Каретникова, Валентина Сильвестрова, Арнольда Шенберга, возродил к жизни после тридцатилетнего забвения Вторую и Третью симфонии Дмитрия Шостаковича. В 1962, будучи совсем молодым человеком, Игорь Блажков впервые в СССР исполнил запрещенную многие годы музыку Игоря Стравинского. За исполнение авангардной музыки решением Министерства культуры СССР в 1968 году Игорь Блажков был уволен из Ленинградской филармонии».

Игорь Блажков родился в 1936 в Киеве. В 1959 окончил дирижерский факультет Киевской консерватории (класс Александра Климова), в 1967 — аспирантуру Ленинградской консерватории (класс Евгения Мравинского). Работал в Государственном симфоническом оркестре Украины, затем (в 1963–1968) в оркестре Ленинградской филармонии, в 1969–1976 возглавлял Киевский камерный оркестр, с 1983 руководил камерным оркестром Perpetuum mobile. В 1988–1994 — художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра Украины. Покинул пост «по причине упразднения должности». В 2002 эмигрировал в Германию.

Игорь Блажков. Книга писем: в 3 т. / Игорь Блажков. –
СПб: Композитор • Санкт-Петербург, 2020 (504 + 568 + 496 с., ил.). Тираж 1000

«”Книга писем” густо заселена, но хор голосов, звучащий в ней, удивительно согласен и строен. Ибо среди общающихся нет случайных персонажей. Здесь все— сподвижники, единомышленники. <…> Двадцатидвухлетний Блажков (можно сказать — юнец по отношению к адресатам) пишет своим “богам”— Стравинскому, Бриттену, Штокхаузену (а ведь это— в те годы— как шагнуть в бездну, потому что это для него они апостолы большого искусства, а для властей — “апостолы реакционных сил в буржуазной музыке”), и — о, чудо! — они отвечают! И шлют — все эти небожители — ноты, книги, магнитофонные записи и передают его— Блажкова— друг другу, как эстафету. И вот уже к нему обращается (первая!) великая Мария Юдина, узнав о необычном энтузиасте новой музыки от Петра Сувчинского (а тот — от Игоря Стравинского), пишет Фред Приберг, которого “направил” к Блажкову Карлхайнц Штокхаузен, Йозеф Руфер становится “посланцем” от Ханса Хайнца Штукеншмидта и Фреда Приберга и т. д.», — пишет в предисловии к первому тому «Книги» музыковед, критик, педагог Елена Зинькевич.

К сожалению, сегодня Игорь Блажков, у которого в сентябре 2021 — юбилей, известен скорее узкому кругу специалистов. Так что издательство делает действительно большое дело, возрождая интерес к этому имени, напоминая о личном вкладе Блажкова в распространение в СССР произведений западного авангарда. В письмах высвечиваются не только характер и устремления самого Блажкова, но и человеческие, а также творческие грани тех, кто ему отвечал, что особенно интересно.

SCP-1138 — Книга писем — The SCP Foundation

рейтинг: +36+–x
SCP-1138, принявший вид писем
Фридриха Ницше

Объект №: SCP-1138

Класс объекта: Безопасный

Особые условия содержания: Объект должен храниться в сейфе д-ра █████ в его кабинете в Секторе ██. Сотрудники с уровнем допуска не ниже второго (2) могут получить доступ к объекту в исследовательских целях с разрешения д-ра █████. Взаимодействие с объектом не рекомендуется лицам, которые с трудом переживают изменение философских убеждений. Исследователям запрещается дискутировать с объектом или в его присутствии оспаривать истинность содержащейся в нем информации, даже если подобная критика будет совершенно справедлива.

Раз в месяц сотрудник, изучающий по служебной обязанности или по личной инициативе какие-либо философские концепции, должен писать статью, в которой содержится не менее █ ссылок на объект, и с которой должны внимательно ознакомиться не менее ██ других сотрудников, после чего статья помещается в архив.

Описание: SCP-1138 — книга, способная принимать форму публикации писем различных мыслителей и философов. Хотя стиль текстов всегда соответствует письменной речи указанного автора, подавляющее большинство писем оказалось фальшивыми, и лишь малая часть оказалась неотправленными черновиками, которые удалось найти с большим трудом. Выбор автора всегда зависит от научных и личных интересов читателя, а содержание — от его убеждений относительно идей данного деятеля. SCP-1138 всегда создает информацию, которая вступает в строгое противоречие с текущими взглядами читателя (см. приложение). Другими словами, читатель, убежденный в том, что интересный ему философ придерживался одних идей, находит на страницах объекта письма, в которых горячо и обстоятельно обосновывается противоположная точка зрения. Если человек, взявший объект в руки, не интересуется какими-либо философскими концепциями, то в книге окажутся письма уважаемых им людей (вплоть до родителей), критикующие его жизненную позицию.

Эффекты от взаимодействия с книгой бывают различными. Читатели, полностью разделяющие взгляды «своего» философа впадают в продолжительную депрессию и сравнивают свои чувства с переживаниями после предательства близкого человека. Лица, легко меняющие свою точку зрения, сначала испытывают большое удовольствие, переходящие в эйфорию, и утверждают, что наконец-то нашли истину, но вскоре впадают в растерянность, становятся рассеянными и малоспособными к сосредоточенному труду на протяжении примерно одной недели. Профессиональные исследователи, располагающие точными доказательствами ложности содержащейся в объекте информации, испытывают стойкое желание начать дискуссию. В случае, если это происходит, то [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ] и смерть от инсульта в течение 24 часов. Возможно, по причине [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ].

Установить «нейтральную» форму объекта пока не представляется возможным. В присутствии животных или нескольких человек книга сохраняется такой, какой была при последнем чтении. Попытка изучить с помощью дистанционно управляемого робота привела к тому, что SCP-1138 стал выглядеть как издание писем Айзека Азимова, в которых он доказывал, что сформулированные им три закона робототехники не должны использоваться при создании роботов, поскольку, во-первых, следование им ведет к их нарушению, а значит, они бесполезны, во-вторых, роботы совершеннее людей, поэтому их действия в отношении людей не должны сдерживаться, и им должна быть предоставлена полная свобода. Дальнейшие попытки изучения объекта с помощью техники приостановлены; робот и терминал управления направлены на экспертизу. Экспертиза показала [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]

Если в течение месяца не пишется ни одной научной статьи, ссылающейся на SCP-1138, объект исчезает и появляется в ближайшей библиотеке или книжном магазине, в котором гипотетически возможно наличие публикации писем. Поэтому в случае нарушения условий содержания ответственные сотрудники обязаны следить за текущими новостями и расследовать все сообщения о «сенсационных открытиях» в сфере истории философии.

История: Объект привлек внимание Фонда в 19██ году, когда лидер коммунистической партии Венгрии, █████ ███████, неожиданно выступил с резкой критикой В.И. Ленина, утверждая, что нашел сборник писем, согласно которым Ленин признавал марксизм ошибочной и вредной теорией и предлагал сотрудничать с капиталистическим западом. Особенно подозрительным было то, что все, кто высказался против этой критики, умерли в течение суток. В доме █████ ████████ был проведен обыск, показавший, что единственным аномальным объектом была книга, менявшая свой внешний вид и содержание при перемещении из рук в руки.

Впоследствии было установлено, что объект исчезает, если в течение месяца не писать хотя бы одну статью со ссылками на него. Однако, сотрудникам отвечающим за SCP-1138 повезло, так как, исчезнув, книга всегда появлялась в библиотеке Сектора ██, где легко обнаруживалась. Время и причины возникновения и предыдущие случаи взаимодействия с объектом Организации пока неизвестны.

Приложение: К настоящему моменту зафиксированы следующие наиболее примечательные формы SCP-1138:

Письма Марка Туллия Цицерона, в которых утверждается, что все конфликты следует решать исключительно с помощью грубой силы, а поиск разумного выхода с опорой на существующие моральные и правовые нормы признается ненужным. Тезис «меч, перед тогой склонись!» назван «глупой шуткой».
Письма Никколо Макиавелли, в которых говорится об экономической, политической и культурной вредности объединения средневековой Италии в единое государство, а также доказывается, что правитель должен действовать исключительно в рамках закона и этики, никогда не преступая их запретов.
Письма Блеза Паскаля, в которых христианство рассматривается как ложная, злая и противная всякому человеческому достоинству вера.
Письма Фридриха Ницше, в которых все достигнутое человечеством приписывается благотворному действию христианства и буддизма, а также строго осуждается стремления отдельных людей «быть самими собой» и не принадлежать к общественной массе.
Письма Ф. М. Достоевского, в которых говорится, что только отсутствие веры в идею души и склонности к состраданию и любви к ближнему позволяет человеку прожить достойную и счастливую жизнь.
Письма О5-█, в которых он предлагает отпустить или устранить всех гуманоидных SCP, находящихся на содержании Фонда. Кроме того, он утверждает, что [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ].

Предварительное заключение д-ра █████: пока мы не можем с уверенностью утверждать, является ли объект разумным или нет. Возможно, объект является разумным и специально создает информацию, противоречащую нашим представлениям, чтобы вызвать желание спорить и, таким образом, убить. В таком случае убийство оказывается неким способом поддержания своего существования, а текущее поведение – манерой охоты. Но возможно, что объект не является разумным, а просто неизвестным нам способом транслирует данные из другой реальности, в которой знакомые нам мыслители пришли к совсем другим идеям. Требуется дальнейшее изучение.

« SCP-1137 | SCP-1138 | SCP-1139 »

Коротко о важном для тех, кто еще не читал «Письма Баламута» К. С. Льюиса

«Письма Баламута» британский профессор и апологет Клайв Стейплз Льюис (1898 — 1963) написал в 1942 году. Сегодня книга продолжает влиять на мировоззрение людей и отвечает на сложные вопросы в простой форме. Как она появилась на свет и что в ней особенного? Читайте дальше.

История написания

В годы Второй мировой войны Клайв Льюис записался в ополчение и отправился воевать на территории Франции. Он видел в войне один из этапов вечной борьбы между Добром и Злом. В качестве проповедника Льюиса — профессора английской литературы, прекрасно владеющего словом — пригласили вести передачи на радио и выступать перед британскими солдатами. Во время этих выступлений у Льюиса возник замысел рассказать о вере и религиозных истинах в необычной, «перевёрнутой» форме — от лица беса-искусителя. Так, в 1941 году писатель создал ряд необычных проповедей в форме писем «От беса к бесу», которые опубликовала английская газета «The Manchester Guardian». Позднее появляется имя Баламут, и уже в 1942 году из отдельных писем появилась книга «Письма Баламута».

Клайв Льюс говорил, что такое художественное заглядывание в ад далось ему тяжело:

«Настроить разум на бесовский лад легко, но неприятно, во всяком случае, забавляет это недолго. От напряжения у меня как бы сжало дух. Мир, в который я себя загонял, говоря устами беса, был трухлявым, иссохшим, безводным, скрежещущим, там не оставалось ни капли радости. Я чуть не задохнулся, пока не кончил книгу, а если бы писал дальше, удушил бы читателей».

О чем книга?

«Письма Баламута» — это 31 послания старшего беса Баламута своему племяннику — бесу-искусителю Гнусику. От наставника к ученику. Опытный Баламут занимает высокую должность в адской бюрократии и дает молодому племяннику советы для того, чтобы «выкрасть» у Бога человеческую душу и ввергнуть её в ад.

У Гнусика есть свой подопечный среди людей — это молодой человек, который только что встал на путь веры и которого во что бы то ни стало нужно соблазнить, совратив с истинного пути. У Баламута есть целая методика. Чтобы склонить человека к какому-нибудь греху (унынию, гордыне и пр.), подорвать веру, подменить служение Богу потаканием своим порокам, Гнусик должен выполнять определенные задания и письменно отчитываться по ним своему дядюшке. О содержании писем юного беса читатель узнает из писем Баламута, так как он их подробно комментирует и дает обстоятельные рекомендации. Баламут также интересуется успехами своего племянника у других бесов-искусителей. К примеру, самостоятельно наводит справки о благочестивой девушке, в которую влюбился подопечный Гнусика.

instagram.com/p/Bg8xjyohxLO/?utm_source=ig_embed&utm_campaign=loading» data-instgrm-version=»12″>
View this post on Instagram
СКАЖИ-КА, ДЯДЯ… Почтовая открытка, которая полетела в Ленинградскую область по посткроссерскому обмену, называется «Письма Баламута». Чертик над почтовым ящиком — вылитый персонаж этой книги Клайва Льюиса. Кажется, он только притворился изваянием — сейчас оживет и скорчит рожу. . Автору «Хроник Нарнии» замечательно удаются мифологические, сказочные создания вроде козлоногого фавна, встретившего детей по ту сторону шкафа. Дядюшка Баламут, который строчит послания племяннику, вначале тоже кажется забавным чудаком. Не сразу его воспринимаешь как врага рода человеческого, чья цель — погубить как можно больше душ. . . . Однако именно этому он и обучает молодого беса-искусителя, которому впервые доверено «опекать» человека. Опытный дядя подсказывает, как виртуозно использовать человеческие слабости, малейшие и вроде бы безобидные. Нудит, бранит молодого за промахи, ставит в пример себя. Всё узнаваемо — отцы и дети. . . Но до чего же это смешно! Кто соскучился по английскому юмору — тому сюда. Кривое зеркало, в котором отражена человеческая природа, справляется с так называемым бичеванием пороков куда лучше, чем пафосное прямолинейное морализаторство. Просто блестяще справляется! Льюис — образец яркой и живой христианской литературы. Никаких покрытых пылью догм — захватывающее повествование, оригинальный язык и стиль, даже в переводе. К тому же тот случай, когда произведение хочется разобрать на афоризмы. Кстати, аудиокнига — тоже удачный вариант, я слушала на Предании.ру, очень артистичное исполнение. Жаль, что имя того, кто озвучивал, не указано.
A post shared by Татьяна Краснова (@kta_67) on Mar 30, 2018 at 6:48am PDT

Более глубокий смысл

«Письма Баламута» интересная и развлекательная книга, которая тем не менее предупреждает человека об ошибках, которые могут возникнуть на духовном пути. В тексте намеренно смещаются нравственные акценты. Баламут искажает христианские истины, нападает на Церковь, старается скомпрометировать библейское учение. Человек здесь предстает не как образ и подобие Бога, а как «пациент». Греховная природа людей, отрадная для обитателей преисподней: трусость, чревоугодие, фамильярность, лживость, скупость, развращенность, тщеславие, — главная тема.

Эта книга о том, что в мире постоянно ведется борьба между Добром и Злом, и выбор остается за человеком. Зло в «Письмах…» становится настолько зримым, что открывает читателю глаза на проблемы реальной жизни, заставляя задуматься о собственном пути и об опасности искушений. Для Льюиса было важно показать, что бесы — наши главные враги, которые вредят людям через них же самих.

Интересные факты

В 1958 году Льюис написал продолжение «Баламут предлагает тост», в которой Льюис через выступление Баламута раскритиковал современную ему систему образования.
У Льюиса была идея уравновесить наставления старшего беса младшему советами архангела ангелу.
Образы бесов у Льюиса отличаются от принятого в литературе традиционного изображения этих персонажей: это не глупые черти народного фольклора и не величественные духи «Потерянного рая» Мильтона. В «Письмах» нет знаменитого мотива продажи души дьяволу. Баламут, Гнусик, Гад, Подхалим, Лестегубка и другие бесы повести Льюиса интересуются простыми людьми, а не какой‑то исключительной личностью (как, к примеру, Мефистофель — Фаустом).
Именно «Письма Баламута» принесли Льюису писательскую славу. Например, американский журнал «Time» поместил на свою обложку портрет Льюиса и его лукавого героя.
Еще в 2007 году кинокомпания 20th Century Fox объявила о начале работ над полнометражной одноименной экранизацией, но фильм пока так и не вышел.

View this post on Instagram
#библиотека_stv #СоветыНаоборот #ПисьмаБаламута …Ты должен скрыть от пациента истинную цель смирения. Пусть он под смирением подразумевает особое (а именно плохое) мнение о своих способностях и своем характере. Не сомневаюсь, что определенные способности у него действительно есть. Укрепи его в мысли, что смирение состоит в том, чтобы ставить эти способности как можно ниже. Конечно, они и в самом деле менее ценны, чем он думает. Но не в этом дело. Самое главное — чтобы он ценил свое мнение больше, чем истинность, и вносил тем самым хоть крупицу нечестности и надуманной веры в самый центр того, что в ином случае угрожает стать добродетелью. При помощи этого метода мы заставили тысячи людей думать, что для красивой женщины смиренно считать себя уродом, для умного мужчины — считать себя дураком. А поскольку то, во что они старались верить, — явная ерунда, им эта вера не дается, и мы можем до бесконечности вращать их мысли вокруг них самих, ибо они стараются достичь невозможного. Чтобы предупредить выпады Врага, мы должны знать Его цели. Враг хочет привести человека в такое состояние, когда он мог бы спроектировать лучший в мире собор, знать, что этот собор хорош, и радоваться тому, но не больше и не меньше, чем если бы его спроектировал кто-нибудь другой. В сущности, Враг хочет, чтобы человек был совершенно свободен от предубеждений в свою пользу и мог радоваться своим способностям так же искренне и благодарно, как и способностям ближнего, восходу солнца, слону или водопаду. Он хочет, чтобы каждый человек в мире увидел, что все существа (в том числе и он сам) великолепны и прекрасны. Он хочет по возможности скорее разрушить в человеке животное самообожание, но, боюсь, конечная Его цель — в том, чтобы восстановить в нем благожелательность и милосердие ко всякому творению, включая себя самого. Когда он действительно научится любить ближнего, как самого себя, ему будет дано любить себя, как ближнего. Мы никогда не должны забывать самую отталкивающую и необъяснимую черту нашего Врага: Он действительно любит этих безволосых двуногих, которых Он создал, и правая рука Его всегда возвращает им то, что отнимает левая. ⤵
A post shared by Таня 🐬 (@tanya_semenchukova) on Oct 15, 2017 at 12:51pm PDT

Цитаты:

«Поистине, самая верная дорога в ад — та, по которой спускаются постепенно, дорога пологая, мягкая, без внезапных поворотов, без указательных столбов».

«Люди гневаются не от простой неудачи, а от неудачи, воспринятой как несправедливость».

«Целомудрие, честность и милосердие без мужества — добродетели с оговорками. Пилат был милосерден до тех пор, пока это не стало рискованным».

«Основная особенность страдания и наслаждения в том, что они совершенно реальны и, пока длятся, дают человеку критерий реальности».

«Трусость — единственный из пороков, от которого нет никакой радости: ужасно ее предчувствовать, ужасно ее переживать, ужасно и вспоминать о ней».

«Чего бы людям ни хотелось, им всегда кажется, что у них на это есть право».

«У нашей атаки много больше шансов на успех, если внутренний мир человека скучен, холоден и пуст».

«Процветание привязывает человека к миру. Он чувствует, что «нашел в нем свое место», тогда как на самом деле это мир находит свое место в нем».

INVICTORY теперь на Youtube, Instagram и Telegram!

Хотите получать самые интересные материалы прямо на свои любимые платформы? Мы готовим для вас обзоры новых фильмов, интересные подкасты, срочные новости и полезные советы от служителей на популярных платформах. Многие материалы выходят только на них, не попадая даже на сайт! Подписывайтесь и получайте самую интересную информацию первыми!

Книга Искусство делового письма читать онлайн Саша Карепина

Саша Карепина. Искусство делового письма

Законы, хитрости, инструменты

Письменная речь: дар, ремесло, искусство

Буквы, слова, фразы, предложения, письма, письма, письма. Каждый день мы их пишем и читаем, читаем и пишем. Впрочем, какие-то отправляем в корзину, какие-то оставляем не дочитав, на какие-то отвечаем. Какие куда — зависит не только от отправителя, но и от самого текста. Один «цепляет» нас, и мы читаем до конца; другой отталкивает с самого начала.

Искусству составления писем, как и ораторскому искусству, тысячи лет. И искусство это всегда так ценилось, что сильные мира сего нанимали людей, владеющих им, на службу. И ставили свои подписи и печати под текстами, сочиненными безымянными составителями.

Прошли времена, грамотных людей стало больше. Стало больше текстов по разным поводам. Сегодня мы не посылаем гонцов за сотни километров со свитком и не привязываем записку к голубиной лапке. Достаточно взять телефон и набрать SMS, открыть крышку ноутбука и отправить сообщение через Skype. Письменная речь стала доступнее и обыденнее. Но письмо как искусство не стало цениться меньше. В армии и местах не столь отдаленных это хорошо заметно: там всегда находится «писарь», которого просят написать письмо в особо щепетильных случаях: когда нужно попросить прощения у матери, сделать предложение любимой или попросить о помощи старого друга. Такой «писарь» пользуется особым покровительством и никогда не испытывает в чем-либо нужды. В обычной повседневности человек, виртуозно владеющий письменным словом, тоже обладает активом, который может помочь ему, его близким, его организации решить многие вопросы. Решить красиво и сэкономив при этом другие активы.

Лично мне, как и многим, лучше удается говорить, чем писать. Но вот воспринимаю я лучше, как и большинство, письменный текст. Когда мы выступаем с презентацией, нас мало заботит красота слога: мы хотим эффекта, результата, нас беспокоит прикладной характер наших слов. Письмо — это та же презентация, но без оратора, без жеста и мимики, без слайдов и микрофона. И поэтому адресат может сосредоточиться именно на тексте. Это и плохо и хорошо одновременно. Плохо тем, что мы не можем воздействовать на его органы чувств всем арсеналом наших приемов. И хорошо тем, что грамотно составленный текст не оставит шансов на отказ.

Интересно написанная, богатая примерами из разных эпох и разных областей жизни книга Саши Карепиной «Искусство делового письма» — сама по себе блестящий пример того, как нужно писать любой текст. А кроме этого — очень своевременное и современное пособие для всякого, кто овладел ремеслом письменной речи и уже готов овладеть искусством.

Радислав Гандапас,

тренер по ораторскому мастерству,

мотивации и мастерству влияния,

совладелец тренинговой компании «Ораторика»

От автора

Первым сварил чашку эспрессо Луиджи Беццеро.

Первым позвонил с мобильного телефона Мартин Купер.

Первыми прочли эту книгу и помогли сделать ее лучше Алексей Бояршинов (в ЖЖ cybrat), Галина Попова (galina_vl), Ли Д (lee-der), Мария Кузнецова (kumanica), а еще Наталья Рудина, Ольга Мухина, Сергей Соломонов, Татьяна Агафонова и Татьяна Бадя. Огромное им спасибо!

5 июля 1871 года портной из Невады Якоб Дэвис написал письмо, навсегда изменившее… наш гардероб. Мы все каждый день пишем, чтобы что-нибудь изменить: свою клиентскую базу, доходы, условия работы — да, наконец, репутацию. Мы составляем коммерческие предложения, ведем переписку с клиентами и партнерами, пишем сопроводительные письма и резюме, наполняем информацией корпоративный сайт, готовим пресс-релизы. Иногда наши тексты «выстреливают», но случается, что они барахлят, как неправильно собранный механизм.

Впрочем, почему «как»? Каждый текст и есть механизм — механизм для воздействия на адресата.

Роман: Райс, Луанн, Моннингер, Джозеф: 9780553592917: Amazon.com: Книги

Письма Луанн Райс и Джозеф Моннингер
978-0-553-80741-7

ноября 6
Дорогой Хэдли,
Я сделал Это. Полагаю, было бы правильнее сказать, что я вижу, как у меня это получится в ближайшие несколько дней. Я на последнем этапе, насколько меня могут доставить самолеты, в рыбацком лагере «Лайка Стар». Отсюда я еду на собачьих упряжках, перспектива, которая одновременно волнует меня и наполняет меня немалым страхом.Вы помните, как я любил Джека Лондона и читал это Полу, когда ему было десять? Внезапно передо мной предстает перспектива настоящей кашицы, и я уже не так бесстрашен, как я себе представлял. Странно, когда мечты сталкиваются с реальностью. Завтра я встречусь с погонщиком собак. Она проверит мое оборудование и предоставит все, что мне нужно. Это должно занять около десяти дней, что очень много, чтобы находиться в кустах Аляски зимой.

Я часто думаю о тебе здесь. Не уверен, что вам понравится эта страна.Аляска огромна, одинока и преследует. Одно дело слышать об этом, другое — путешествовать по нему. Большая часть населения штата живет недалеко от Анкориджа или Фэрбенкса. Эти два города соединяют хорошие дороги, но остальная часть штата полагается на самолеты. Вы, конечно, все это знаете. Прошу прощения, если я говорю вам больше или меньше, чем вам нужно знать. Прошли годы — на самом деле, до наших ухаживаний — с тех пор, как я написала тебе настоящее письмо. И я за пределами электронной почты или любого другого электронного сообщения. Даже для того, чтобы позвонить, потребуется спутниковый телефон, и я подозреваю, что мы должны придерживаться своего решения сделать перерыв на некоторое время, чтобы разобраться, что означает наш брак и чем он должен закончиться. Письма кажутся более разумным способом общения. Я надеюсь, что вы понимаете, и я надеюсь, что вы напишете в ответ.

Я также хотел сказать, что знаю, что вы думаете, что эта поездка — плохая идея. Я понимаю. Я делаю. Но я должен увидеть, где он умер, дорогая. Я просто. Не знаю, изменит ли это что-нибудь или принесет мне покой, но я чувствую, что должен это сделать. Я не могу идти вперед, пока не узнаю больше. Я хочу знать, как он провел свои последние дни, и что он думал и чувствовал, по крайней мере, насколько это возможно. Извините, если моя необходимость сделать это причиняет вам боль.

В качестве облегчения отмечу, что вам понравится моя каюта. Это образец эффективности и низкотехнологичной элегантности. Все вылеплено из бревен, как мечта мальчика о хижине Lincoln Log. Марта Стюарт встречает сержанта Престона с Юкона! Печь Vermont Castings находится в одном углу, и вы можете открыть дверцы печи, и она станет камином. Действительно красиво. Сейчас он у меня работает, и в комнате пахнет кедром, сосной и дубом. Кровати прочные, а постельное белье высшего качества.Насколько я понимаю, здесь ловят форель и лосося мирового класса, и они обычно ловят рыбу на некоторых громких именах. В столовой я видел фотографии Бобби Найта, известного тренера по баскетболу, и Джорджа Буша-старшего. Владелец, человек по имени Гас — не следует ли всех владельцев называть Гасом? — указал еще на дюжину фотографий, но я просто кивнул и изо всех сил старался казаться впечатленным, потому что, очевидно, я должен был знать, кто они такие. Думаю, телезвезды. Я не узнал никого из них, и это просто подтверждает, что я безнадежно устарел.

Я очень хочу услышать ваши новости, но я пойму, если вы решите не отвечать. Я не пытаюсь замалчивать проблемы, которые у нас были в браке. Я понимаю, что мы, возможно, не сможем исправить нашу совместную жизнь. Я хочу, чтобы вы знали, что мне очень жаль, что я участвовал в наших разногласиях, и что, как бы обидно я ни был временами, я никогда не собирался делать что-либо, кроме как любить вас. Я, конечно, потерпел неудачу, но я не хотел проигрывать.

Еще завтра.
Sam

7 ноября
Hadley–
У меня есть способ быстро доставить вам почту, как бы замечательно это ни казалось для человека, пишущего из глубинки Аляски.Гас отправляет почту обычным самолетом до Анкориджа, но операторы буша обеспечивают связь с FedEx. FedEx делает все в одночасье, и если все работает правильно, вы можете получить почту кому угодно из нижних сорока восьми примерно за три дня. Они утверждают, что при правильной работе это быстрее и дороже, чем обычная почта. Поэтому я хочу получить это в конверте перед сном.

Прежде чем я расскажу вам о встрече с собаками и обо всем этом чуде, я должен рассказать вам забавный анекдот.Оказывается, надо всю ночь кормить дровяную печь! Должно быть, я звучу как неуклюжий идиот, но я лег спать, не задумываясь, предполагая, я полагаю, что у Гаса была какая-то форма запасного тепла. Я проснулся в два часа ночи и никогда в жизни не был холоднее! Не знаю, о чем я думал. Просто глупо, правда. При правильном наполнении печь может легко прожить всю ночь и согреть кабину, но я не подумал дважды, прежде чем лечь спать. Итак, вы бы наблюдали, как ваш муж, стоя на четвереньках, осторожно дует на скрученную бумагу и трут, пытаясь заставить вспыхнуть последние тлеющие угли.Я тоже сделал это, и я никогда не видел более желанного зрелища, чем эти первые несколько пламен. Я питал этот огонь с большей нежностью и вниманием, чем тратил на что-либо за последние годы. (Это звучит ужасно … Я должен проявить к вам внимание и нежность, не так ли?) Но вы понимаете, о чем я. В конце концов пожар разгорелся, я наполнил печь до отказа, а кабина была настолько хорошо изолирована, что начала нагреваться в мгновение ока. Я взглянул в окно на градусник на стойке крыльца и увидел, что он упал до -10.Холодно, но не так холодно, как будет. Отнюдь не. Я залез обратно под одеяло, сел в постели и измерил тепло, пока оно медленно двигалось по каюте. Замечательная, чудесная жара. Я попытался снова заснуть, но почувствовал беспокойство и немного взволнован утренней встречей с собаками, поэтому я некоторое время читал «Трех мушкетеров», но не мог полностью принять участие. В конце концов я бросил это и снова выскользнул из кровати, чтобы открыть дверцу на плите. Вы можете себе представить, какой чудесный свет дал огонь.Я забрался обратно в кровать, долго смотрел на пламя и чувствовал миллион вещей.

Я чувствовал себя молодым, дорогая. Это может показаться вам безумием, но я сделал это. Опираясь на подушки, глядя на пламя, около дюжины одеял Гудзонова залива давили на меня, я думал о тебе, о нас, о наших студенческих днях в Провиденсе. Вы помните тот арт-проект, который делал студент RISD на Бенефит-стрит? Он уговорил администрацию города разрешить ему покрыть квартал этой красивой старой улицы травяным дерном, а затем привел двух огромных коров Джерси, их вымя практически волочилось по земле, и на один день и вечер улица снова превратилась в сельскую местность.Я думал, что это по-своему блестяще; это заставило нас взглянуть на улицу с другой точки зрения. Во всяком случае, я никогда не говорил тебе, но думаю, что впервые увидел тебя. Я знаю, что мы встретились позже, и мы говорим об этом как о нашей первой встрече, и я никогда не хотел портить это, но у меня есть воспоминание о тебе или сон, и ты одет в черное — черную юбку и водолазку — и вы едете на одном из первых английских мотоциклов, которые я когда-либо видел, с тормозами на руле, и вы проезжаете по другой стороне улицы. На самом деле не имеет значения, правда это или нет, но я клянусь, что вы вошли в мое сознание в тот день. Вы были такими красивыми. Ваши волосы были заплетены в французскую косу, и вы смотрели прямо перед собой, не особенно твердо на велосипеде, и я видел вас, как будто каким-то волшебным образом вы перенесли сельскую местность в старое доброе Провиденс, и это было что-то от Томаса Харди, девушки с сияющая кожа и серьезные колени, разносящиеся по улице. Я никогда не говорил тебе раньше, потому что я никогда не знал, представлял ли я это или мечтал ли это о существовании, и, кроме того, я также хорошо помню нашу настоящую первую встречу.Как бы то ни было, вы в огромной степени присутствовали в каюте со мной, в одиночестве на Аляске, мы оба глубоко под одеялом.
–Sam

Hadley–
Вы, должно быть, думаете, что я полностью потерял рассудок.

После моей странной ночи — ты действительно был в хижине, понимаешь, но ты помоложе, студентка колледжа — я проснулась рано. Я должен немного рассказать вам о Гасе. Он живет здесь один. У него есть девушка, но она отказывается зимовать так далеко на севере. Она уезжает в Анкоридж и время от времени навещает его, но только когда позволяет погода.Она пилот, поэтому может взлететь сюда, когда захочет. Ее зовут Синди. Она проводит здесь лето, работая пилотом и гидом. Он все готовит, ухаживает за землей и так далее. Они нанимают команду детей работать на кухне и платят им большие деньги. Я так понимаю, работать в Laika Star — престижно. Дети передают работу братьям и сестрам. Сезон короткий, но они убивают из-за рыбалки. В близлежащей реке Янкавалетт (инуитское название) можно ловить лучшего хариуса в Северной Америке.Люди стараются собирать разную рыбу так, как старые охотники собирали головы крупной дичи и хариуса с огромным спинным плавником. По словам Гаса, ловля рыбы нахлыстом стала бешено популярной, и многие руководители и корпоративные авторитеты не задумываются о том, чтобы бросить кучу денег, чтобы добраться до отдаленных рек. Вот как обходится Гас.

(Не волнуйтесь, кстати … У меня зимние тарифы, которые намного разумнее.)

Гас фиксированный завтрак в главном домике. Когда я спросил, не было ли немного экстравагантным держать домик отапливаемым зимой, он упомянул, что ожидал вечеринки на снегоходах через десять дней, и если он позволит потухнуть, холод погрузится в лес и было бы дьяволу снова разгореться.Он сказал, что дешевле, чтобы это продолжалось. Так что у нас был огромный домик для себя, и Гас ел со мной — ветчину, бекон, яйца, бобы, тосты на закваске и овсянку. Я не чувствовал голода, когда сел за стол, но я ел, ел и ел, и до сих пор не знаю почему. Может, хороший воздух.

Гас похож на каждого второстепенного старателя во всех вестернах, которые вы когда-либо видели. Вы знаете этот типаж: седая борода, острые птичьи черты лица, широкий морщинистый лоб и пара красных подтяжек. Маленький и жилистый.У него правый указательный палец отсутствует во втором суставе, а правая ступня немного отстает, как будто он хотел вывести им маленькую собаку. Он знает, что играет печатать, но он также опасно близок к тому, чтобы быть типажем, так что все это смешным образом работает вместе. Когда он принес завтрак, я ожидал, что он начнет болтать о золоте на холмах, но он удовлетворился тем, что поставил еду на стол, и все.

Хорошая еда тоже. Ничего особенного, но он гордился тем, чему служил.Он сказал мне, что у него есть заказ на окорок лося для вечеринки на снегоходах. Они просили об этом. Он приготовит из него тушеное мясо и перец чили. По его словам, лосиное мясо здесь имеет больше смысла, чем обычная говядина, особенно зимой.

Следующая часть о Павле. Так что пропустите, если читать слишком больно. Но Гас немного знал об аварии от своей девушки Синди, которая знает всех пилотов. Здесь маленький мир, не по суше, а по населению, поэтому неудивительно, что он кое-что знал.Он немного порылся вокруг, чтобы понять, что я делал здесь один зимой, пытаясь понять, как я это отнесу, я думаю, но потом он рассказал мне то, что знал. Итак, начнем.

Он никогда не встречал Пола. Пол ждал в Анкоридже три дня, надеясь получить приличную погоду. Учебный год на северном склоне начинался 1 сентября. Я думаю, что принято покупать все продукты перед тем, как отправиться так далеко на север, и люди не думают дважды, нанимая самолеты. Пол отправился в арктическую ночь, которая, по словам Гаса, может быть парализующей.А деревня, где Пол собирался преподавать — я не могу подобрать название, но это что-то вроде Укаллахала — имела обычные проблемы с алкоголизмом, домашним насилием и еще дюжиной других вещей. Они также плохо справились с нефтяными правами на Аляске. Это очень длинная история — и Гас рассказал мне большую часть ее — но достаточно сказать, что у деревни были деньги от нефтяных прав, она потеряла их, обратилась к правительству с просьбой о защите, снова потеряла деньги и вернулась туда, где начинала. .

У Пола были новые учебники для его классов и годовые школьные материалы.Мне нравится знать эту маленькую деталь, и я надеюсь, что вы тоже.

Гас сказал, что по общему мнению самолет сбил лед. Это согласуется с официальным отчетом. Он сказал, что десятки самолетов выходят из строя каждый год, в основном из-за льда или какого-либо внешнего фактора. Он даже сказал, что гуси сбивают несколько самолетов налетевшими на них стаями и так далее. Здесь летают Выдры, как и тот, на котором был Пол, а Выдры — исключительно надежные самолеты. Но условия тяжелые, и если вы попадете в беду, как это случилось с самолетом Пола, вам некуда будет срочно приземлиться, если вы не доберетесь до озера.Пилот, судя по тому, что Гас знал от Синди, был опытным и устойчивым. Как вы знаете, ирландский канадец. (Я его имя сейчас заблокировал …)

Пока что все. Я понимаю, что вы думаете, что это мое стремление само наказание или мазохизм, но я чувствую, что должен пройти через это. Я подтолкнул его сделать что-то другое, попробовать что-нибудь интересное. А наш прекрасный сын погиб.

Мне пора остановиться.
–Sam

10 ноября
Дорогой Сэм,

Я получил твое письмо. Я рада, что ты благополучно добрался до места.
Думаю, спасибо, что сообщили мне.
–Hadley

Еще 10 ноября. . .
Дорогой Сэм,
Ну, это было испорчено с моей стороны. Мне очень жаль, правда. Я побежал за почтовым кораблем (да, вы правильно прочитали), но опоздал. Он просто отрывался от дока, растворяясь в тумане. Честно говоря, это не могло быть более символично — я стою на пристани, машу и кричу, а мое письмо к тебе исчезает в великой неизвестности. Звучит знакомо? Прости еще раз.Я постараюсь не показаться горьким.

Ладно, возьми два. Я получила ваше письмо. И вы правы — это пришло быстро, через FedEx. Дело в том, что он пошел домой (он был дома, вы, наверное, подумали, что я буду там). Но не я. Я живу в крошечном, сквозняке, пропитанном солью коттедже на острове Монхеган. Дженни увидела, что грузовик подъехал по соседству, и перехватила конверт. Она попросила их переслать его сюда, в Монхеган. Дорогой способ получить почту. Я почти слышу ваше объяснение — вы на Аляске, но это тоже моя поездка, и вы хотите держать меня в курсе деталей, пока вы их узнаете.

На острове красиво. Я вышел в начале октября, пробыл здесь почти полтора месяца — я просто знал, что мне нужно уехать. Я говорю себе, что это не из-за вас или потому, что вы предприняли такое путешествие — такое паломничество. Я искренне верю, со всей душевной переоценкой, на которую я способен (а вы знаете, что я могу собрать много — без комментариев, пожалуйста), что я приехал сюда сам и не имел к вам никакого отношения.

Готовы? Я снова рисую.

Поэтому выбрал Монхеган — летом здесь настоящая, настоящая колония работающих художников.К тому времени, как я приехал сюда, артисты уже начали уезжать, направлялись домой. Ничего страшного — сейчас мне идет запустение. У Джейми Уайета есть дом на одном конце острова, и Джейми постоянно видят, хотя я сам его не видел. Я немного понимаю, как все могло быть в Онфлере во времена Моне. . . «Вы видели Клода?» «Клод только что забрал свою почту». «Клод у стога сена». И т.д. Джейми обладает таким обаянием и славой. Меня не волнует очарование и известность Джейми. Меня просто волнует, что я снова взяла кисть в руки.

Коттедж в полуразрушенном состоянии, но мне он очень нравится. Я взял его напрокат по объявлению в Boston Globe — две строчки с упоминанием подсолнечного сада и вида на воду. Даже когда я впервые сюда попал, подсолнухи были мертвыми. Вид на воду требует взлома замка, подъема по самой шершавой лестнице на чердак, которую вы когда-либо видели, и высунувания из окна, чтобы увидеть отдаленный участок гавани между голыми ветвями и сосновыми ветвями. Когда я позвонил владельцу, чтобы спросить, какого черта, он извинился и сказал, что давно там не был, а затем предложил продать мне коттедж за то, что для меня звучит как песня.Похоже, он унаследовал это от своей недавно умершей матери, которая была художницей и, конечно же, знала Джейми.

Я сказал ему, что подумаю. По правде говоря, Сэм, я хочу этого. Я вижу себя здесь, и я нигде себя не видел. На кухне пахнет льняным маслом и скипидаром; стены увешаны картинами мамы хозяина. Она была чем-то вроде примитивной, но с поэзией и душевной душой. Бабушка Моисей встречает Гогена. С нотками Джорджии О’Киф. Саттон, ее сын и мой домовладелец, сказали, что она «персонаж», и что-то в его тоне заставляет меня понять, что в этом есть нечто большее.

Я чувствую ее присутствие со мной. Как будто она защищает, ведет меня в эти долгие холодные месяцы. Есть что-то в том, что ноябрьская погода на этом острове далеко в море соответствует тому, что я чувствовал внутри после смерти Пола. Думаю, она поймет. Свои картины она подписывала буквой «А». Это все — только А. Так что я чувствую, что со мной призрак А.

Она сейчас со мной, когда я пишу вам это письмо. Думаю, она мне тоже нужна. Это непросто. Читая твое письмо от Лайки Стар, у меня трясутся руки.Вы действительно там? Почему?

Вы говорите, что надеетесь, что я понимаю, но я не понимаю. Ты хочешь, чтобы я знал, ты знаешь, я думаю, что это плохая идея, и я верю. Какая польза от этого? Сколько бы времени мне ни пришлось об этом думать, как бы вы меня ни уговаривали, я все равно возвращаюсь к тому же самому: Аляска убила его.

Вы просили меня ответить (вам не жаль?), Вот что я делаю. Он был таким милым и нежным. Он любил природу, но никогда не так сильно, как вам хотелось бы.Он хотел спасти мир, но почему он не мог дождаться окончания учебы, а затем сделать это здесь, в Мэне, Нью-Гэмпшире, Арканзасе, Техасе, или в любом другом месте, куда бы его послал Teach for America? Почему ему пришлось выбрать самое отдаленное место на земном шаре?

Пожалуйста, не будем в том же духе. Я терпеть не могу ходить с тобой по этому поводу; Я слышу, как виню вас, и понимаю, что — это всего лишь , что я делаю. Мы любили его больше воздуха. И мы его похоронили.Он ушел, Сэм, и то, что ты рядом, ничего не меняет.

Выпей с Гасом и возвращайся домой. Я решила, что мне не нужен дом. Вы можете получить это — я скажу Чарли, и он все уладит с вашим адвокатом. Мне здесь действительно нравится. Зима может быть суровой, но меня это не волнует. На прошлой неделе выпал первый снег, я залез на чердак и смотрел, как он падает на гавань.
–Hadley

P.S. Если вы собираетесь писать снова, присылайте мне письма по адресу
3 Lupine Hill Road
Monhegan Island, Maine 04852

Вы знаете, что я не согласен с вами ни в одном из этих вопросов — это ваше задание, а не мое, я никогда не хотел тебе идти.Итак, я разрешаю вам спросить, почему я отвечаю так же, экспресс-доставкой в ночное время. По правде говоря, я не знаю. Возможно, я просто хочу сыграть свою роль в разыгрывании нашего последнего акта.

Будьте осторожны. Я не говорил этого раньше.

Но, пожалуйста, будьте осторожны там, наверху? Возможно, мы сейчас разлучены, но это не значит, что я хочу, чтобы вы оба умерли в этой пустыне.

Мне нужно бежать, чтобы поймать лодку, чтобы передать это тебе.
–Hadley

Из издания в твердом переплете.

Письма Курта Воннегута-младшего

11 апреля 2007 года Курт Воннегут-младший скончался. Я только начинала свой второй триместр и еще не знала, что у нас будет сын.

Мы с мужем выбрали все девичьи имена, но все равно разбрасывали имена мальчиков. После того, как стало известно о смерти Воннегута, мы с мужем обсуждали это за ужином. Я читал больше его работ и рассказывал ему, почему он был одним из моих любимых писателей. Мой муж понял, что Воннегут написал свое имя так же, как Курт Кобейн, один из его любимых музыкантов.Той ночью мы знали, что нашли имя нашего мальчика. Нашему сыну Курту только что исполнилось шесть лет, которое приходится на годовщину со дня рождения Джона Леннона. У ребенка есть вдохновение для величия, и я с нетерпением жду возможности увидеть, чего он добьется в жизни.

Итак, я невероятно взволнован, когда выходит новая книга о Воннегутах, наверное, гораздо больше, чем мой муж был взволнован перспективой воссоединения Нирваны.

Я был особенно заинтригован, когда узнал, что «Письма» публикуются.Я добавил его в свой список желаний Amazon до даты его выпуска, что я делаю редко. Книги Воннегута, как правило, имеют автобиографический оттенок, и мне не терпелось получить представление о его личной жизни через этот сборник корреспонденции. Я также читал, как эта коллекция включала письма в школы, которые запретили «Бойню 5», и правильно предполагаю, что он поставил бы этих людей прямо на их место. Я не был разочарован. Одно только письмо, написанное некоему Чарльзу Маккарти, председателю школьного совета Дрейка, штат Северная Дакота, 16 ноября 1973 года, стоит покупной цены книги в твердом переплете.

Особенно захватывающими были письма Воннегута своим детям, особенно его дочери Няни после того, как он и его жена Джейн расстались. Эти письма были особенно откровенными и откровенно честными о его душевном состоянии, депрессии и отцовских недостатках, которые он видел в себе. Он обратился ко всем своим детям, в том числе к «сиротам», племянникам, которых он вырастил после трагической смерти своей сестры и зятя, будучи взрослыми. Я заметил, что он имел тенденцию говорить с ними откровенно, как если бы они были более верными друзьями, чем его дети, часто давая мудрые советы относительно жизни и карьеры.В одном письме своей дочери няне он довольно откровенно говорил о разводе, своих отношениях с Джилл и неоднократно заверял ее, что это не было делом ее или ее братьев и сестер, что он не оставил ее мать ради другой женщины, и что он по-прежнему глубоко заботился о своей дружбе с ее матерью Джейн и ценил ее.

В письме от 2 ноября 1972 года он пишет няне:
«Вы уловили то, что я узнал только за последний месяц или около того, — что ужасные депрессии будут ломать меня через регулярные промежутки времени, и что они ничего общего с тем, что происходит вокруг меня.

В письме от 17 марта 1974 года он признал трудности развода и изменение семейной динамики:
«Что касается самой Джилл:… Это очень поможет, если вы поймете, что она была очень хорошей. для меня в самые сокрушительные годы моей жизни, и что это не она сделала сокрушительный удар. Джейн тоже не повлияла на успех, равно как и деньги или успех. Вся жизнь произвела сокрушительный удар ».

Его отношения с няней были особенно тяжелыми и тяжелыми.Воннегут часто брали на себя вину за отсутствие близости и понимания друг друга.

«Это естественно, что вы должны чувствовать себя замкнутым и незащищенным, когда вы со мной, поскольку я нанес два огромных нарушения непрерывности семьи, и поскольку вы так много меня видели, когда я работал дома, когда мне пришлось устроить такой ад, чтобы уединиться, чтобы писать. Кроме того, меня все время тошнило беспокоили деньги, и на Кейп-Коде у меня не было друзей, которые хоть немного понимали, что влечет за собой моя работа.Чтобы прояснить два срыва, о которых я говорю, я имею в виду усыновление Адамов и мой отъезд с мыса в Нью-Йорк. Итак, вот и мы ». (10 января 1973 г.)

Тем не менее, он был способен пострадать и хотя бы однажды дал ей об этом знать.

«Мне было бы больно такое безразличие к своим чувствам, даже если бы оно исходило от маленького ребенка. Вы стали взрослым в хронологическом порядке. Но вы явно не можете представить меня живым, интересным, чутким, ранимым человеком. Одному Богу известно, что вы обо мне думаете.(19 августа 1975 г.)

Меня больше всего трогали эти разрозненные письма к няне, его неоднократные попытки установить связь со своей дочерью и его попытки наладить отношения со всеми своими детьми, а также его неизменная преданность своему первому делу. жена и любовь. Мне показалось странным, что, несмотря на то, что было много писем его детям, включая мальчиков Адамсов и его первую жену Джейн, не было вообще никаких писем его второй жене, Джилл и дочери, которую они усыновили вместе. Все, что мы знаем об этих отношениях, — это ссылки в письмах другим людям.

Книга открывается вступлением, написанным редактором, которое читается как увлекательная, остроумная мини-биография. Письма организованы в хронологическом порядке, каждое десятилетие — это отдельная глава с введением, также написанным редактором. На самом деле было всего несколько писем о цензуре или политике, но некоторые были поистине драгоценными камнями. В главах писем 1960-х и 1970-х годов было немало писем, в которых говорилось о его пребывании в армии и в качестве военнопленного в Дрездене. Это тоже было увлекательно.Большая часть писем носила профессиональный характер от коллег по отрасли или сообщала друзьям и родственникам о его последних профессиональных начинаниях. Хотя кое-что из этого интересно, и я многое узнал о разнообразных работах Воннегута, через некоторое время это стало утомительным. В лучшем случае они служили фоном, на котором выделялись действительно интересные отрывки.

Редактор, Дэн Уэйкфилд, большую часть жизни был близким другом Воннегута. В некотором смысле это действительно добавило содержанию, поскольку он поделился множеством деталей во введении к каждой главе и в примечаниях к отдельным письмам.Благодаря этим деталям и собственным словам Воннегута, Воннегут был изображен проблемным, сложным, несовершенным человеком и художником, а также любящим, преданным и преданным человеком. Как близкий друг, Уэйкфилд может показать нам Воннегута, как немногие другие, но он также может защитить своего друга и наставника. В примечании редактора Уэйкфилд заявляет, что он пропустил отрывки из писем, чтобы избежать повторения, и вычеркнул личные детали и нерелевантные или непонятные ссылки. Это заставляет меня задуматься, что заменяют эллипсы и какие секретные скелеты остались в шкафу Воннегутов.Возможно, это так же хорошо.

Каждый раз, когда частная переписка умерших известных людей публикуется для международной аудитории, часто обсуждается, является ли это вторжением в частную жизнь. Конечно, такие люди, как Воннегут и Эд Эбби (https: //www. goodreads.com/review/show …), никогда не рассчитывали, что их повседневная переписка будет перевариваться массами. Обычно эти книги исследуются, собираются и редактируются с явного одобрения семьи, но имеет ли семья вообще такое право? Я побывал на многих музейных экспонатах, демонстрирующих письма таких людей, как Авраам Линкольн и Марк Твен.Единственная разница здесь — это время.

В октябре 1995 года брат Воннегута Бернар спросил, почему информация о художнике необходима для оценки картин. Его ответ:
«Созерцание предполагаемого произведения искусства — это социальная деятельность. Либо ты хорошо проводишь время, либо нет. После этого не нужно объяснять, почему. Вам не нужно ничего говорить. … Люди, способные любить какие-то картины или офорты, или что-то еще, редко могут сделать это, не зная чего-то о художнике.Опять же, ситуация скорее социальная, чем научная. Любое произведение искусства — это половина разговора между двумя людьми, и очень полезно знать, кто говорит на вас. … Поэтому я осмеливаюсь предположить, что ни одна фотография не может привлечь серьезного внимания, если в сознании зрителя к ней не привязан человек ». (11 октября 1995 г.)

Это можно легко применить к картинам, написанным автором, не говоря уже о том, кто также рисовал и создавал шелкографические принты. Я считаю, что от произведения искусства, стоящего отдельно, можно получить довольно много.Некоторые из самых трогательных стихов классического канона написаны «Анонимом». Меня часто невероятно тронули картины или фотографии, прежде чем я узнал что-либо о художнике. Однако вы можете зайти так далеко, пока ваш разум не начнет подсознательно заполнять пробелы в недостающей информации. Через некоторое время вы начинаете воображать фантазию художника, свою личную версию, необходимую для продолжения разговора, инициированного произведением искусства. Это неизбежно, если вы не узнаете больше об авторе или художнике, поэтому люди публикуют биографии и автобиографии.Публикация переписки — это просто продолжение этого, так как это дает нам дополнительную информацию об умерших авторах. В конце концов, если бы мы продолжали сохранять конфиденциальность после того, как этот человек скончался, мы бы не смогли прочитать никаких стихов Эмили Дикинсон.

В целом этот сборник писем оказался не тем, что я ожидал. Я ожидал большего количества жемчужин мудрости и меньшего количества кусочков нормальной, скучной жизни. Это по-прежнему было интересное чтение, дающее представление как о жизни автора, так и о жизни в целом на протяжении десятилетий.В письмах Воннегута в основном отсутствовал творческий тон, присущий его романам, хотя его типичный цинизм и остроумие преобладают во всех письмах, написанных незадолго до его смерти. Несмотря на то, что у него не было слишком счастливой и удовлетворяющей жизни, Воннегут продолжал работать до конца, добившись многого как в личной, так и в профессиональной жизни. Я надеюсь, что когда он в последний раз закрыл глаза в начале апреля 2007 года, он смог обрести покой, который приходит с большим достижением.

9 писем известных авторов, которые вдохновят вас больше переписываться с людьми в вашей жизни

Вы уже знаете, что ваши любимые авторы умеют обращаться с пером, когда дело доходит до написания художественной, документальной, поэзии и критики Но знали ли вы, что большинство из них тоже умеют писать довольно убийственную корреспонденцию? Если вам нужна еще одна причина любить литературных икон, таких как Флэннери О’Коннор, Джордж Оруэлл и Энн Секстон, попробуйте взять одну из этих писем известных авторов, которые доказывают, что они опытные писатели во всех смыслах.

Благодаря удобству электронной почты, текстовых сообщений и твитов, написание писем стало в современном мире своего рода умирающим искусством. Согласно недавнему опросу, проведенному в Великобритании, 60% взрослых отправили пять или меньше рукописных писем за последние 10 лет. Но до того, как люди получили возможность мгновенно печатать каждую свою мысль и отправлять ее в мир одним нажатием кнопки, письма были решающим инструментом общения, особенно для авторов, писателей и поэтов, которые, казалось, никогда не заканчивали. что сказать.

Если вы хотите узнать о жизни любимого литературного деятеля или хотите получить вдохновение, чтобы начать собственную переписку, эти 9 увлекательных сборников писем известных авторов могут вам помочь.

«Привычка к существованию: письма Флэннери О’Коннор» Фланнери О’Коннер, редакция Салли Фицджеральд

Победитель специальной премии Национального круга книжных критиков, сборник писем из A Good Man Is Hard Найти автора Фланнери О’Коннор — это «автопортрет в словах», согласно Салли Фицджеральд, написавшей вступление к красивой книге. Коллекция The Habit of Being , содержащая сотни страниц переписки, раскрывающих юмор, свирепость и мудрость одного из самых одаренных авторов 20-го века, представляет собой впечатляющую коллекцию, которую вы захотите читать снова и снова.